как бесконечное зелёное море, простирались от прибрежных джунглей до каньона кворри и уходили далеко вперёд к горному перевалу, который вёл в пункт назначения к форту на горе.

Что можно сказать о путешествии по равнинам? Всё прекрасно, если не считать однообразного пейзажа на многие километры, редкие деревья, что не спасали от знойного солнца днём, да ночёвку без подстилки на траве под открытым небом около костра. Древесину для очага, кстати, приходилось искать отдельно и таскать её запасы на себе.

С пропитанием всё было прекрасно: пасущиеся стада копытных резвились в огромном объёме на нетронутой цивилизацией территории. Редкие хищники водились лишь близ больших водоёмов и немногочисленных пещерок. Да и не совались они к путешественникам, которые до сих пор плохо сдерживали свою внутреннюю силищу. В глазах хищников по равнинам брели огромные монстры, размером с цитадель каждый, которые не прочь полакомиться любым зверьём, что рискнёт оказаться у них на пути.

На десятый день путешествия по однообразным равнинам группа вновь на закате разбила лагерь. Место попалось удачное: рядом небольшая речка, а возле неё пещера, некогда служившая домом для крупного хищника, что услужливо предоставил своё жильё уставшим путникам. Как это мило с его стороны! Хоть и вынужденно.

Пока остальные обосновывались на ночлег, Раш сверялся сперва с картой, потом с личными ощущениями: задумчиво глядел на небо, вдаль, что-то прикидывал пальчиками, следил за потоками ветра, потом глядел на небольшой дисплей с картой, подаренной ему Вольт. Что-то явно не сходилось в его понимании, вызывало опасения и волну сомнений.

«Три дня через джунгли в направлении северо-запада… правильно? Правильно. По равнине пять дней до той звезды туда, три дня к соседней звезде… э… или надо было свернуть? Или не надо? А как, в таком случае, срезать путь, чтобы успеть вовремя? Нет, не так… Заново!», — Раш сбился с мысли, снова сверился с картой.

Пока Химеш разводил огонь, а Блитц готовил пищу… поправка: пытался готовить. Раш настоял, чтобы стражи учились это делать, так что сегодня на ужин будет — загадка или сюрприз!

Так вот. Пока одни хлопотали, Игги выпросил у Вольт лист бумаги и пишущую ручку.

— Зачем это тебе? — недоумевала андроид.

— Надо, — уклончиво ответил феросим, на что снайперу оставалось только неловко пожать плечами и снова в прицел высматривать опасных хищников в округе.

Игги жадно схватил желаемое, залез повыше на пещеру, устроил себе столик из камня, сам сел в позу лотоса и стал записывать на бумаге слова, пытаясь собрать их в красивые строчки. Феросим от скуки пристрастился к сему действию ещё в лагере рядом с вышкой, а учителем для него выступала Вольт, пока не была в дозоре. Так что базовую письменность он освоил, вернее, её принципы.

Феросиму всё не давала покоя Аврора, за которой он робко наблюдал все эти дни, потому что после разговора с Рашем боялся с ней говорить как раньше. А поскольку боялся говорить, надо было выразить чувства как-то ещё — тут и пригодилась великая вещь под названием письменность.

— Кхм-кхм… — после задумчивой паузы начал творить Игги.

Тёмной ночью,

Не луна освещает мой путь –

Лишь ты, Аврора.

— Как-то непоэтично выходит… — скривился Игги и начал снова.

Когда ночное небо наденет луну, как медальон –

Я буду ждать тебя…

— Тоже нет. Тут вообще нет рифмы, хоть и красиво звучит, — остался недоволен феросим, чуть не смял единственный листок бумаги, но вовремя себя одёрнул.

— Чем занимаешься? — Аврора незаметно подкралась к Игги сзади, отчего он инстинктивно спрятал листок.

— Я?! Совершенно ничем. Медитирую перед сном, ничего необычного, — скверно оправдался феросим.

— Слушай, Игги, — неловко начала Аврора. — Я тебя чем-то обидела?

Феросим с трудом повернулся к сирене, словно деревянный солдатик, и вопросительно на неё посмотрел:

— Обидела? О чём ты?

— Просто… — Аврора закусила губу от нерешительности. — Ты проявлял ко мне такой интерес, а потом… резко перестал. Мне показалось, что я сделала что-то не так. Я тебя пугаю?

— Нет, что ты! — заверил её Игги, мотая головой.

— Тогда, в чём причина твоей отстранённости?

Игги долго собирался с мыслями, потом глубоко вдохнул и сказал, как есть:

— В одном ты права — я боюсь. Но не тебя, а того, что я могу причинить тебе в силу своей неопытности.

Аврора на какое-то время зависла, пытаясь обдумать странные слова. Девушка присела рядом очень близка, едва не касаясь спины Игги.

— Ты боишься того, что не случилось, но может случиться?

— Примерно так, — с досадой ответил феросим.

— Это так странно… — вдруг улыбнулась сирена. — Ты переживаешь обо мне, но совсем не думаешь о себе. Вроде бы, это называется противоположностью эгоизма — альтруизм. Интересно, чем я заслужила подобное? Я выгляжу настолько ранимой и хрупкой?

— Выглядишь, — не сдержался Игги. — Ты выглядишь как хрустальный цветок, который страшно тронуть, не разрушив ненароком его красоту! Ой… ляпнул лишнего…

Игги схватился за голову и покраснел, насколько это позволяла огненно-рыжая кожа феросима.

— Мне впервые говорят столь приятные искренние слова, — тепло ответила девушка. — О том, что слова искренние, я знаю лучше всех благодаря силе голоса. Я даже могу определить — врёт кто-то или нет! — Аврора положила голову на плечо Игги и строго сказала: — Так что показывай, что прячешь, господин медитация.

Выбора не было, Игги достал из-за пазухи чутка помятый листок, где он начеркал неудачные наброски, и трясущейся рукой подал его сирене. Девушка взяла записи феросима и только спросила:

— А что это?

Теперь озадачился и сам Игги:

— В каком смысле? Это мой черновик для поэзии.

— Поэзия… — хлопала глазками Аврора, смотря бессмысленным взглядом на листок. — Хочешь сказать, на этом клочке что-то есть кроме странных символов?

— Ну, да… Ты разве не умеешь читать? — удивился Игги.

— Нет,