– Ну вот, видите, все разрешилось, – он добродушно улыбался. Не хотелось такого финала. – Значит, это не вы, Юля, потеряли на лестнице сережку. Ошибся, бывает. Всего вам доброго, прошу простить за беспокойство.

Юля фыркнула, ушла в свою комнату и захлопнула дверь. «Что-то не так с подрастающим поколением, – машинально отметилось в голове. – Отцы боролись явно не за это».

– Но вы ж не за этим приходили? – спросила Екатерина Матвеевна. – Вы сказали, что остались вопросы…

– О, это не столь важно, – Светлов улыбнулся. – В другой раз, Екатерина Матвеевна. Бежать надо, простите…

Она смотрела исподлобья, когда он захлопывал дверь. Выйдя из подъезда, не удержался, вскинул голову. Расположение окон высчитал правильно. Шевельнулась занавеска на окне, женщина в панике отступила. Естественная реакция: когда неспокойно на душе, можно и не обращать внимания. Вопрос лишь один: почему неспокойно на душе? Он сел в машину и стал выбираться с тесного двора. Странная мысль преследовала: «А точно это подглядывала Екатерина Матвеевна?»

Глава 11

В отделе царила гнетущая атмосфера. Ругался капитан Пещерник, роясь в шкафу: «Кто навел этот вселенский бардак? После вас, как после Мамая, – ничего не найти!» Грызла ногти лейтенант Елисеева, смотрела ясными, в чем-то даже бесстыжими глазами. Вздыхал с отсутствующим видом Голицын. Что-то писал на листе бумаги Аристов – видимо, заявление о досрочном выходе на пенсию. Укоризненно смотрел с флажка победителя социалистического соревнования Владимир Ильич Ленин: дескать, почему я с этими людьми?

– За водкой надо кого-нибудь послать, – предложил Пещерник. – Посидим после работы, простимся с карьерой…

– Можно подумать, другие раскроют это дело, – проворчал Аристов. – Так и повиснет на нас, будем пинки от начальства получать, трудиться без премий и выходных…

– Весело, весело встретим Новый год… – пропела Елисеева.

– Да тьфу на тебя, – ругнулся Аристов. – С вами точно пенсию не увижу. Эх, была у нас вера в волшебную палочку… – он выразительно покосился на майора и отвел глаза.

– Разрыв шаблона? – усмехнулся Андрей. – Печально признать, что в Москве работают такие же люди? Разве что работоспособности у них побольше, поскольку мозги не такие оплавленные.

– А ты не суди других, Андрей Николаевич, – вскинул голову Пещерник. – И тебя никто не осудит. Где был, что видел? Ты вроде не возвращался с нами с Тихой бухты?

Андрей рассказал. Народ начал просыпаться.

– Да ну, – недоверчиво сказал Голицын. – Мама с дочкой? Да это вообще фантастика. Хотя… – Он устремил в пространство становящийся осмысленным взор.

– На безрыбье сойдет и такая версия, – проанализировал услышанное Пещерник. – Что мы знаем, вообще, о бабах?

– О, это страшные существа, – встрепенулась Елисеева. – По себе знаю. Безжалостные, прут напролом. Сколько примеров было? Салтычиха, русские императрицы, утопившие Россию в крови, шпионка Мата Хари…

– А эта баба в Израиле? – оживился Голицын. – Как там ее? Голда Меир… Вот дурнущая бабища: с Америкой спелась, арабам жизни никакой не дает, да еще и на других соседей фыркает…

– Родилась, кстати, в Киеве, – сказала Елисеева. – Но я вам этого не говорила. Так вот, о бабах. Мне эти мама с дочкой тоже показались странными. Ну а что? Сами убили, сами вызвали милицию, такое тоже не редкость. Эх, жалко, отпечатки с колечка не снять, слишком ничтожна поверхность… То, что пропавшее колечко нашлось, – ничего странного. Поняли, что допустили промашку, исправили ситуацию. По крайней мере, такое возможно. Все три сережки отдать на экспертизу, проверить алиби. Если выяснится, что хоть однажды ночью они куда-то уезжали…

Полет фантазии прервал Шура Хижняк, ворвавшийся с горящими глазами в отдел. Похоже, из всего трудового коллектива работал только он.

– Ну что, товарищи, ищите таланты?

– Да, мы ищем таланты, – закивал Пещерник. – Только не говори…

– Нашел барыгу! – с ходу заявил Шура. – Это Гальян. Мой человечек шепнул по секрету: несколько раз за последние две недели Гальяну привозили награбленное добро, и он его брал – по завышенной, кстати, цене, поскольку шмотки фирменные, – а потом сбагривал по своим каналам для дальнейшего сбыта на сером рынке.

– Гальян? – оторопел Пещерник. – Ба, мой старый враг… Гальянов Михаил Давыдович, старый пройдоха, – объяснил он теряющемуся в догадках майору. – В молодые годы плотно работал с криминальными кругами, имел славу самого изворотливого сбытчика краденого. Дважды отпускали – улик не было. А вот в третий раз посадил-таки паршивца. Вроде исправился, честно отсидел, вернулся. Встречались как-то, пивка попили. Отошел он от дел, точно отошел. Возраст уже не тот, здоровье не казенное… Оттого мне и в голову не пришло этого персонажа разрабатывать…

– Мой человечек тоже удивился, – вставил Шура. – Всему миру известно, что Гальян отошел от дел. Никто и не тревожил старика, жил себе на пенсии. А мне еще шепнули, что к нему родственник погостить приехал – то ли младший сводный брат, то ли племянник. А у того биография – там клейма ставить негде. Вот я и подумал: может, склонил родственник Гальяна вспомнить, так сказать, боевую молодость? Его никто и подозревать не будет.

– И какого мы тут сидим? – капитан вскочил. – Живо брать этого старого козла! Аристов – к прокурору, он твой дружок, уламывай, как знаешь. А мы поедем, чтобы время не терять. Где он обитает?

– Да все там же. – Хижняк растерялся от таких скоростей. – Заовражный переулок, семнадцать. Он вроде дом свой перестраивал, теперь там вообще крепость.

– К черту! – гаркнул Пещерник. – Нет таких крепостей, чтобы мы не взяли! Голицын, организуй наряд, выезжаем через три минуты! Ты с нами, Андрей Николаевич? Или с бабами интереснее?

– Пожалуй, – кивнул Андрей. – Только… может, без помпы, по-тихому?

По-тихому не удалось, действовали по инструкции. Подвалили на трех машинах, с ревом сирен. Одна группа въехала в задний переулок, перекрыла путь к отступлению, остальные двинулись по фронту. Милиционеры были вооружены табельным оружием. Смысла стучаться не увидели, просто вынесли калитку, растеклись по двору перед крупным кирпичным строением. Переулок находился на краю городка – фактически за пределами жилой зоны. Несколько домовладений, закрытая куриная «ферма» – и скромный домик гражданина Гальянова площадью в пару сотен квадратных метров. «И на хрена он снова взялся за старое? – ворчал, присаживаясь за беседкой, Пещерник. – Жил бы как все – никто бы и