Шрифт:
Закладка:
Людмила завозилась, устроила голову у него на груди, засопела.
– Что теперь будет со Светланой?
– Собираешься ей апельсины возить? Для Светланы все кончено. Не уверен, что наше гуманное правосудие приговаривает женщин к исключительной мере, но бывают случаи. Все зависит от тяжести содеянного. В любом случае, ее засунут так далеко, что не всякий олень добежит, и вряд ли она там долго протянет.
– А с нами что будет?
Вопрос был острый, злободневный.
– Не знаю… – Он обнял ее, прижал к себе. – Ты победила, добилась своего, теперь мы лежим вместе, и я, если честно, не хочу тебя отпускать. Но этим ты сделала только хуже – для нас обоих. Я должен ехать в Москву, ты – к себе домой… Выбора нет.
Людмила застыла. «Сейчас что-нибудь придумает», – мелькнула мысль.
Грустный диалог прервал гудок машины за калиткой. Шумели люди.
– Не надо, – напряглась Людмила. – Пожалуйста… Я тебя не отпущу…
Но отпустила, как не отпустить. Он натянул трико и отправился во двор, отомкнул калитку. На улице стояли все пятеро, включая Сан Саныча. Прибыли, естественно, не пешком.
– Представляешь, Андрей Николаевич, мы твою машину протаранили! – радостно сообщил Голицын. – Не смогли вовремя остановиться, увлеклись…
– Э… – напрягся Андрей.
– Да шутим мы! – Все расхохотались, полезли внутрь, беспардонно оттолкнув его с прохода. Хижняк тащил ящик пива, из авоськи у Пещерника торчал пучок шампуров, туда же напихали свертки со снедью.
– Разобранный ты какой-то, – буркнул Пещерник, проходя мимо. – Не ждал, что ли?
– Гулять будем, – радостно объявила Елисеева. – И без всяких возражений! Как жаль, Андрей Николаевич, что ты наконец уезжаешь!
– А я уезжаю? – опешил Андрей.
– А это не важно! – Нина Витальевна засмеялась. – Дай-ка я тебя поцелую! Когда еще удастся?
Светлов поежился. Возникло ощущение, что из окна его пристально разглядывают через оружейную оптику…