прижимая холодные пальцы к обожжённой коже. Ему ввели флоний, но точки, где прошёл навылет нейтронный луч, всё равно покраснели и припухли — и очень хотелось почесать их, но сармат знал, что делать этого нельзя. «Гедимин, ты идиот,» — тяжело вздохнул он. «Лучше бы прошёл в активную зону и потрогал сборки. Такая же глупость, но хотя бы приятная…»

17 мая 25 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

— Я не могу понять только одного, — задумчиво проговорил доктор Фокс, позвякивая инструментами где-то за головой Гедимина, крепко пристёгнутого к операционному столу. — Это действительно необходимо — вывозить особо опасного преступника на работы на космодром?

Сармат криво ухмыльнулся.

— А кому там у них работать… — прошептал он, покосившись на фигуру в жёлтом экзоскелете. Чуть поодаль, за её плечом, маячила другая, ещё двое охранников топтались в коридоре — их в операционную не пустили, как ни настаивал шериф Фостер. Сам Фостер был здесь, прямо у стола, и пристально следил за действиями Фокса. Притащенный сюда же сержант Стенсен выглядывал из-за его плеча и болезненно морщился.

— Гедимин, вопрос был не к вам, — холодно отозвался медик, сбрызгивая анестетиком кожу на груди сармата. — Ваше дело — лежать тихо. Надеюсь, шериф, вы не испортите мне два месяца напряжённой работы…

В грудь сармата, на несколько сантиметров ниже и правее круглого шрама, упёрлась металлическая трубка. Что-то неприятно натянуло кожу, промороженную анестетиком. Фокс снова чем-то звякнул.

— Не дышите, пока не скажу, — отрывисто приказал он, осторожно придерживая трубку одной рукой. Через пять секунд сармат почувствовал слабый укол под рёбрами и краткий приступ резкой слабости — как будто сердце пропустило пару ударов.

— Готово, — сказал Питер Фокс, убирая трубку и тщательно протирая кожу вокруг прокола. — Можете дышать.

Сармат глубоко вдохнул, пытаясь почувствовать, что изменилось внутри, — никаких необычных ощущений не было. Фокс заклеил крошечную ранку и повернулся к шерифу.

— Можете забирать. Только один момент — эти датчики так же уязвимы для облучения, как ваши отслеживатели.

Шериф выразительно хмыкнул.

— Да, я в курсе. Живая плоть тоже весьма уязвима. Гедимин, вы не пожалели шею и руку ради на редкость идиотского побега. Надеюсь, этот датчик вы не рискнёте выжигать. Сердце остановится раньше, чем откажет электроника.

«Сердце?» — Гедимин повернул голову, разыскивая взглядом Фокса. Тот снова ушёл за изголовье — он как будто не хотел попадаться сармату на глаза.

— Можно опробовать? — хмуро спросил Стенсен, держа на ладони миниатюрную панель с парой кнопок. Она была встроена в экзоскелет, но сейчас сержант вытянул её из перчатки и подвесил на проводах.

— Валяйте, — отозвался Питер. — Здесь я, по крайней мере, смогу купировать последствия.

Стенсен, коротко ухмыльнувшись, подошёл к Гедимину.

— Понимаешь, теск? У тебя на сердце «жучок». Если ты снова ломанёшься на крышу или в трюм, я только нажму эту кнопку.

Он на долю секунды прижал пальцем одну из клавиш, и Гедимин стиснул зубы. Боль была несильной — обычное нытьё под рёбрами, но вместе с ней навалилась неодолимая слабость. Сердце то пропускало удар, то бешено колотилось где-то под кадыком, и дыхание, как сармат ни пытался его выровнять, всё время сбивалось. Прошло не меньше минуты, прежде чем он восстановил контроль над своим телом. Сердце больше не выдавало перебоев, но стучало неестественно часто — не то от воздействия «жучка», не то от с трудом сдерживаемой ярости.

— Осторожно с кнопкой, — предупредил Питер; судя по голосу, он тоже с трудом сдерживался. «Ему-то что не так?» — подумал озадаченный Гедимин, выравнивая дыхание. Злиться было бесполезно, как и выкручиваться из оков, — в этом сармат уже убедился.

— Конечно, док, — широко ухмыльнулся Стенсен. — Разрешите забрать его, шериф?

— Разрешаю, — отозвался Фостер, отходя от двери. — Постарайтесь впредь, чтобы по трюмам у вас ничего не бегало.

…До камеры сармат дошёл своими ногами — его только придерживали за скованные руки. Неприятная слабость в мышцах прошла довольно быстро — ещё до того, как его вывели из фургона. В коридоре собрались четверо охранников, и заключённые, поднявшись с коек, выстроились вдоль решёток, как будто ждали чего-то интересного. Несколько человек помахали Гедимину. Он ничего не ответил, только удивлённо мигнул, — их лиц он не помнил… впрочем, он даже Мэллоу помнил плохо и в душевой всегда терял его из виду, так что ничего удивительного в этом не было.

— Отлично, парни, — сказал Стенсен, когда охранники вышли из камеры Гедимина и опустили решётку. — Теперь идите сюда. Тут у меня кнопка управления этим сарматом. Если он снова решит, что он самый умный…

Стенсен прижал металлический «палец» к «ладони». Гедимин успел схватиться за стену, но рука ослабла, и он медленно сполз. В груди ныло, конечности вяло подёргивались, сердце колотилось в горле, мешая дышать.

— И это совсем не трудно, — сказал Стенсен, снова прикасаясь к панели. Сармат, только-только привставший с пола, с шипением стёк обратно. В груди больше не ныло — теперь под лопатку словно вогнали лезвие.

— Подходишь и берёшь его голыми руками, — заключил Стенсен. — Сплошное удобство. Идём, хватит на сегодня.

Их шаги затихли в коридоре, загудели смыкающиеся дверные створки. Гедимин, цепляясь за стены, выполз на койку и рухнул, прижимая ладонь к груди. Он пытался отключить болевые ощущения, но в этот раз «переключатель» не срабатывал.

— Чёрт, чёрт, войско ада! — донёсся из соседней камеры испуганный голос. — Дальберг, ты видел⁈ Он там живой? Эй, теск! Теск! Ты не молчи, скажи что-нибудь!

«Мэллоу,» — Гедимин слегка сузил глаза — даже сощуриться как следует у него не было сил. «Ему-то чего надо⁈»

— Шевелится, — заметил сокамерник Мэллоу. — В него засунули «жучок». С «жёлтыми» так делают. Видно, опять пытался сбежать.

— Вот же неугомонный, — пробормотал Мэллоу. — Эй, теск! Дёрни рукой, если ты в порядке. А то доктора позовём. Эти мордовороты рады над кем-нибудь поиздеваться. А ты нам