я могу очутиться рядом, чтобы хотя бы со стороны взглянуть на них. Каким-то образом подать знак, что это ещё не конец, что в каком-то смысле это лишь начало и мы обязательно ещё встретимся. Я понимал, что в моих силах это сделать. И как только я решился на этот поступок… я проснулся.

Взгляд проводника, не решавшегося меня разбудить, вернул меня к действительности. Как всегда, в самый важный момент сна, когда тебе кажется, что вот-вот откроется смысл всей твоей жизни, обязательно происходит что-то, возвращающее тебя в реальный мир.

– Наш поезд прибыл на конечную станцию, господин полковник. Мы в Сиднее, – сказал человек, лицо которого показалось мне очень знакомым.

– Давно мы прибыли? – ещё находясь в полудрёме, спросил я.

– Не более получаса назад. Все пассажиры уже покинули поезд, вы последний. Я не хотел вас будить, но нам нужно освободить все вагоны, иначе коротать ночь вам придётся на станции технического обслуживания локомотивов.

– В моём случае это не самый плохой вариант, – вставая со своего места, сказал я. – Наверное, и правда старею. Раньше просыпался от малейшего шороха, а тут меня могли увезти в депо, а я бы этого даже не заметил. Мне знакомо ваше лицо, и, судя по всему, вы меня тоже где-то видели. Не хочу показаться забывчивым, но, если нетрудно, напомните мне, где мы встречались.

– С удовольствием. Хотя ваше лицо когда-то знали все – и не только на нашем, тогда ещё независимом континенте.

– Независимость – очень расплывчатое понятие: все мы от чего-то зависим, и государства тоже. Так всегда было и так будет всегда. Просто сейчас зависимость немного сильнее, чем раньше.

После этих слов мы с проводником вагона, которого я пока не признал, вышли из поезда и по перрону направились к выходу из вокзала.

– А вы всё такой же философ, как и раньше. Помните наш долгий разговор в госпитале? Вы тогда получили контузию, а я был тем самым молодым психологом, который надоел всем солдатам настолько, что меня отправили к вам. Тогда я не понял зачем, но оказалось, они таким образом надо мной подшутили. Шутка подействовала: я понял, что психология – не моё призвание, и вернулся домой.

– Точно! – Я действительно вспомнил его лицо, оно почти не изменилось с тех пор. – И в чём же вы нашли смысл жизни?

– В том же, в чём его нашли вы. Я пошёл добровольцем на фронт, служил рядовым в полку под вашим командованием. Потом попал в плен, бежал оттуда, снова попал на фронт и в первом же бою получил ранение, после которого был комиссован по состоянию здоровья. Я воевал всего десять месяцев, но мне хватило. Я благодарен Богу за своё ранение. Почти все парни моей роты не дожили до конца войны; если бы мне не оторвало ногу, то, скорее всего, я бы сейчас лежал вместе с ними в братской могиле. Хотя в то время я проклинал свою судьбу: из-за ранения мне казалось, что она слишком жестоко со мной обошлась. И лишь позже понял, что иногда надо пожертвовать малым, чтобы не потерять всё. Тем более что мне вживили протез нового поколения, так что я теперь даже бегать могу.

– Да-а-а, несладко вам пришлось! Зато вы живы, и это главное. Я многих друзей похоронил, потом даже привык к этому. Очень мерзкая привычка: делает из человека бесчувственную машину, убивает все эмоции. Давайте не будем больше о войне. Лучше расскажите, как сложилась ваша мирная жизнь.

– Знаете, учитывая, как тяжело приходится другим, мне не на что жаловаться. Живу в пансионате для ветеранов; работа, как видите, непыльная; не голодаю, не болею. Занимаюсь общественной работой. Я же пусть и не лучший, но всё же психолог по образованию, поэтому два-три раза в неделю хожу на встречи участников боевых действий, разговариваю с ними. Вроде даже некоторым от этого легче.

– Вы достойный человек, а я вот заперся в себе, как в раковине. Живу в пустыне, иногда езжу в экспедиции с моим бывшим учителем, мы создаём «музей потерянной цивилизации». Каждый борется со своим прошлым как может. Вы не знаете, как сложилась судьба у ребят из нашего полка? Я поддерживаю связь только с теми, кого знал лично, в основном это офицеры. Да и то уже долгое время ни с кем не списывался. Так вышло, что из рядовых бойцов погибли почти все мои приятели. Но ведь многие из незнакомых мне уцелели… Что было дальше с ними?

– Почти все впоследствии умерли. Почувствовали свою ненужность в мирное время и начали пить. Пресной воды тогда было немного, а запасы алкоголя, ещё с мирных времён, огромные. Обезвоживание в те дни стало главным диагнозом. Вернее, такой дефицит создали просто искусственно. Тот, кому это пришло в голову, очень мощный стратег. Слишком много голодных и обиженных профессионалов осталось не у дел. Вот с ними и расправились их же руками без единого выстрела. С некоторыми, кого это не коснулось, я общаюсь регулярно. Они живут в том же пансионате, что и я. Вы к нам надолго? Где остановитесь?

– Не знаю, сколько тут пробуду, а остановлюсь там, где ночь застанет. Мне не привыкать спать под открытым небом.

– Отставить, товарищ полковник, этого я допустить не могу. У меня в комнате есть диван, он как раз будет вам по размеру. Да и ребята будут очень рады вас видеть. Устроим для них вечер ностальгии.

– Мне бы не хотелось вас напрягать своим присутствием. Это ведь была шутка – про сон на свежем воздухе.

Я могу себе позволить гостиницу; но всё равно за приглашение спасибо.

– Я настаиваю. Не обижайте меня своим отказом, а то всем расскажу, что раньше вы спали с нами в одной палатке, а теперь у вас звёздная болезнь и вы не хотите разделить общий дом со всеми удобствами, – пошутил мой старый знакомый.

– Это было бы очень кстати, – вставил свою первую реплику мой невидимый спутник, шедший сзади. – Тебе полезно общение с новыми людьми, а то скоро совсем от них отвыкнешь.

– Хорошо, – сказал я, немного поразмыслив, – но с одним условием: переходим на «ты» и забываем всю воинскую субординацию.

– По рукам. Предлагаю пройтись пешком, это займёт не более получаса. Да и погода к этому весьма располагает.

С этим мы и вышли из здания вокзала. За те два года, пока меня не было в столице, очень многое в городе сильно изменилось. Были окончательно снесены здания, напоминавшие о бомбардировках. Центральные проспекты освещались так же, как и до