– У тебя тут опрятно.

– Опять этот удивленный тон, – я скидываю с себя одежду, оставаясь перед ней только в трусах, но Пейсли демонстративно смотрит в другую сторону, делая вид, что ее интересует подписанная шайба на моем комоде. Она не оборачивается, пока я не забираюсь под одеяло.

– Отлично. Могу я теперь оставить тебя одного?

– Да, – бормочу я, чувствуя, как меня уже одолевает сон. – Пейсли?

Она уже почти вышла за дверь.

– Да?

– Я в самом деле считаю, что у тебя красивые уши.

Мои глаза уже закрыты, но по тону ее голоса я слышу, что она улыбается.

– Может быть, ты все-таки обворожительный.

Да. Может быть.

Превратить боль в силу

Пейсли

Нокс смотрит мне прямо в глаза. Ну, это не совсем Нокс, а его тридцатисантиметровая фотография на обложке USA Today. На снимке он стоит на трассе, пристегнув сноуборд, но вид у него такой, будто он предпочел бы бросить его в человека, который делает фото. Над ним крупными красными буквами напечатан заголовок: «Нокс Винтерботтом теряет спонсоров – из-за нее!»

Леви грызет ногти и то и дело бросает на меня неуверенные косые взгляды.

– По крайней мере, твое имя не называется, – говорит он уже в четвертый раз за последние две минуты.

Эрин кивает:

– Для людей это просто очередной скандал с Ноксом. Завтра о нем уже забудут.

Сомневаюсь. В сотый раз за утро я перечитываю статью и фыркаю на на тех же местах, что и раньше.

– Просто не верится, – говорю я и указываю на абзац, выделенный кавычками. – «Но девушка лучшего друга моей двоюродной сестры застала их в конюшне в Аспене незадолго до того вечера, о котором идет речь. Мне сказали, что там было очень горячо», – я со злостью бросаю газету на стол в холле «АйСкейт». – «Очень горячо»! Да мы просто спали!

Эрин собирается что-то сказать, но его отвлекает Гвен, которая появляется в холле с пунцовым лицом и взъерошенными волосами.

– Привет, народ.

Резинки ее тренировочного трико волочатся позади нее, пока она ковыляет к нам на пятках. Она похожа на утку.

– Я два часа бегала, и у меня такие жуткие мозоли, вы не поверите. Не знаю, как я выдержу тренировку, если… – она замолкает, когда ее взгляд падает на газету. – А-а. Ты уже прочитала.

– Да, – с горечью отвечаю я. – Это какое-то безумие. Мы просто спали в конюшне, ничего такого.

Гвен опускается на стул рядом с Леви и начинает дрыгать ногами:

– Ясно. А что насчет истории Аманды Дюбуа?

Аманда Дюбуа. От одного только звука ее имени во мне вспыхивает жгучий гнев. Только после ужина я узнала, что ее отец – крупная шишка в компании Red Bull, и что его дочь регулярно появляется перед камерой для известных модных брендов. Надо признать, Джо Дюбуа ловко провернул это дело, не вдаваясь в подробности. Когда репортер поинтересовался у него, можно ли сделать репортаж о крупном мероприятии Red Bull, он ответил, что, к сожалению, в тот вечер присутствовал на провальном спонсорском ужине у Нокса Винтерботтома. Больше никаких комментариев по поводу ужина он давать не стал, но, конечно, пресса тут же набросилась на его дочь. А ей, по всей видимости, не терпелось выложить все подробности.

«Нокс – ужасный человек, – сказала она. – Высокомерный и недружелюбный. Он набросился на меня с оскорблениями, а когда я попыталась вежливо заговорить с его девушкой, словно с цепи сорвался. Мне тяжело рассказывать об этом публично, но он меня очень напугал. Еще немного – и он бы на меня накинулся. К счастью, со мной был мой отец». На вопрос репортера, действительно ли она считает, что Нокс Винтерботтом способен ударить женщину, она ответила: «О, да. Несомненно.»

После этого заголовки стали появляться все чаще и чаще. В каждом журнале появлялись разные истории, каждая из которых была нелепее предыдущей. Не представляю, как Нокс с этим справляется. Прошло уже три дня, а я его почти не видела. Конечно, его отец сразу же отреагировал и подключил Дженнет, которая пустила в ход все пиар-машины и заставила Нокса давать одно заявление за другим. На него стали просто выливать грязь. Насколько я знаю, из спонсоров у него остались только Большой По и еще какой-то парень.

– Аманда сумасшедшая, – отвечаю я на вопрос Гвен. – Клянусь тебе, так и есть. В ее словах нет ни доли правды.

– Значит, он ее не оскорблял? – спрашивает Леви, потягивая изотоник.

– Не совсем. Он просто не хотел, чтобы она мной командовала.

Гвен, похоже, сбита с толку.

– Значит, он не бросался на нее с оскорблениями?

Я на мгновение задумываюсь.

– Нет. Нет. Было видно, что они терпеть друг друга не могут. Это было скорее взаимно, понимаешь? Обмен репликами. То он, то она, – меня охватывает безумное желание защитить Нокса. – И она солгала. Он не хотел на нее нападать. Нокс не бьет женщин.

При этой мысли я ощущаю неприятное покалывание. В голове раздается голос, который шепчет мне, учащая сердцебиение: «Однажды ты уже легковерно доверилась. И к чему это привело? Ты точно хочешь повторить ту же ошибку? Неужели не боишься? А должна бы. Еще как должна».

Эрин качает головой.

– Хватит о Ноксе, ребята. Мне уже надоело слышать его имя, – он смотрит на меня и приподнимает правый уголок рта. – Не думай об этом, Пейсли. Тебя никто не знает. Ты вне подозрений.

Я киваю, но его слова меня не успокаивают. Мои мысли снова и снова крутятся вокруг последствий, которые для меня будет иметь выход на публику. На моем будущем в «АйСкейт» можно будет поставить крест. Ведь никто, кроме меня и Джона Питтерса, не знает, что на самом деле меня здесь быть не должно. Если он узнает, где я, все будет кончено.

Гвен перекидывает ноги через бортик и вздыхает. Несмотря на то, что она бегала трусцой последние два часа, вид у нее беспокойный. Она нервничает, постукивает пальцами по бедрам и постоянно суетится. Такое впечатление, что ее трясет. Я хмурюсь, но как раз в тот момент, когда я собираюсь что-то сказать, она запрокидывает голову и указывает на каток:

– Пора спускаться. Полли на нас смотрит.

Я бросаю быстрый взгляд через бортик и вижу своего тренера, которая сидит на трибуне напротив.

– И точно.

Леви морщится:

– Господи. Порой она бывает такой жуткой, правда?

Эрин смеется:

– Порой? В моих самых страшных кошмарах она гонится за