Шрифт:
Закладка:
Справа от меня отец зарывается лицом в ладони, слева Большой По выдыхает задержанный воздух. Пуговица на его животе отрывается и падает на пол. Я так и знал.
– Ты просто нелепая домработница, – шипит Аманда. Она похожа на ядовитую змею, но ее слова теряют свою силу из-за большого жирного малинового пятна на груди. Ее тонкие черты лица искажаются в уродливой гримасе, когда она презрительно смотрит на Пейсли – мою прекрасную Пейсли. – Ты не заслужила это платье. Ты не создана для «Валентино», дорогуша.
Мое сердце пронзает резкая боль, и оно вдруг начинает биться о грудную клетку с такой силой, словно хочет ее пробить. Через миллисекунду я понимаю, что это не из-за ее слов, а из-за Пейсли. Ее лицо искажается, а в глазах блестит обида. Я вспоминаю слова своего отца, когда он попросил меня купить ей платье: «Я видел, что она приехала к нам с одной только джутовой сумкой. Бедная девочка».
Должно быть, она была так рада этому платью. Наверно, она перед ужином смотрелась в зеркало и чувствовала себя красивой, впервые за долгое время, потому что, кто знает, через какое дерьмо ей пришлось пройти. И вот момент испорчен, ощущение счастья уничтожено из-за девушки, которая и представить себе не может, что ее грубые слова могут сделать с таким хрупким человеком.
Господи, как же я ненавижу, когда люди считают себя лучше других. Ненавижу, когда говорят, не подумав. Никто не знает, что на душе у другого человека и насколько сильно он страдает. Мы можем в любой момент оказаться рядом с кем-то, кто широко улыбается, хотя внутри у него полный сумбур, и никто об этом не догадывается. Я – лучший тому пример.
То, что Аманда ни на секунду не задумывается о том, как ее слова скажутся на другом человеке, приводит меня в неистовое бешенство. Я вскакиваю на ноги, но отец мешает моим планам. В его глазах вспыхивает яростный гнев, но он лучше меня владеет собой. Так было всегда. И так как он меня знает, так как он понимает, что я на грани того, чтобы снова стать героем новостных заголовков, он смотрит на меня и едва заметно качает головой. Затем он переводит взгляд на Аманду и Джо и говорит:
– Вам пора.
На лице Джо написано недоумение. После недолгого молчания он громко фыркает, рывком отодвигает стул и шипит:
– И я проделал весь этот путь ради этого? Неблагодарная скотина. Это тебе еще аукнется, Джек.
Отец прищуривается:
– Это плохо кончится только для одного из нас. И мы оба знаем, для кого, Джо.
Они молча смотрят друг на друга, пока Джо не фыркает еще раз и машет дочери, чтобы та шла за ним.
После того как дверь закрывается, атмосфера не становится лучше. Становится так тихо, что слышен каждый вздох.
Большой По без пуговицы прочищает горло:
– Что ж, пожалуй, я тоже пойду…
Поднявшись, он указывает на дверь большим пальцем со странным выражением лица, как будто не может выбрать между извиняющейся улыбкой и примирительным жестом.
– Спасибо за приглашение, Джек.
Йода тоже пользуется благоприятным моментом, чтобы сбежать. Через несколько секунд мы остаемся одни. Только папа, Пейсли и я.
– Ух ты, – говорю я в наступившей тишине. – Как быстро они вдруг смылись. Как будто перед нашим домом дает концерт Билли Айлиш.
Отец раздувает ноздри и не реагирует на мою попытку разрядить обстановку. Я вижу, как вена на его виске безудержно пульсирует. Нехороший знак. Вскоре после этого он бросает на меня такой взгляд, будто всерьез подумывает связать меня и бросить в вольер к голодному черному медведю.
– Снова, и снова, – говорит отец, закрыв глаза и потирая указательным пальцем переносицу. – Изо дня в день я твердил тебе, как важна эта встреча, Нокс. Не только для того, чтобы собрать спонсорские деньги, но и для меня. Необходимо провести деловые переговоры. Необходимо спланировать возможные инвестиции. Но, как обычно, – он убирает палец от переносицы и бьет ладонью по столу, – тебе на все наплевать!
Я не знаю, что сказать. С одной стороны, я хочу ему возразить и спросить, неужели он не видел, что здесь только что произошло, но с другой стороны, я думаю, что он прав. Если бы я не устроил скандал с Амандой, вечер прошел бы совсем иначе.
– Я… потихоньку начну прибираться, – Пейсли поворачивается к отцу. – Простите, что вечер накалился из-за меня, мистер Винтерботтом.
Отец одаривает ее слабой улыбкой, разглаживает морщины на лбу и качает головой. Вид у него усталый.
– Это не твоя вина, Пейсли.
Я слышу недосказанное между строк. «Это моя вина». Взгляд отца снова подтверждает мои подозрения.
– Папа, – начинаю я.
Но отец поднимает руку:
– Прекрати, Нокс. С меня хватит, – он вытирает рот салфеткой, бросает ее на свою тарелку и поднимается. – Я иду спать. Прошу меня извинить.
Его шаги стихают. В тусклом свете я вижу, как Пейсли сглатывает. Она наклоняется над столом и начинает складывать посуду на поднос.
– Пейсли, – медленно говорю я. – Мне жаль, что Аманда наговорила тебе разного. Это неправда. Я имею в виду платье. Оно будто создано для тебя.
Она улыбается:
– Все хорошо, Нокс.
– Нет, не хорошо, – я встаю, немного пошатываясь от долгого сидения. Затем я беру поднос из рук Пейсли и ставлю его на стол, потому что хочу, чтобы она посмотрела на меня. – Я не хочу, чтобы ты верила тому, что она говорит, потому что ты прекрасна – во всех мыслимых значениях.
Пейсли ухмыляется:
– Поразительно.
– Что поразительно?
– Что тебе в таком состоянии пришло в голову слово «мыслимых».
– Я не настолько пьян. Вот почему это мыслимо.
Она смеется:
– Ладно тебе, Нокс. Иди спать.
– У тебя такие красивые уши.
– Ты не в себе.
– Еще бы. Я никогда не видел таких красивых ушей. Мне нравится, как они торчат. Они какие-то утонченные. Э… эстетичные.
Пейсли моргает:
– Ладно. Что мне сделать, чтобы ты пошел спать?
– Отвести меня в постель, – говорю я.
– Понятно, – она закатывает глаза. – А я почти что начала тебя считать обворожительным.
– Как ты могла?
Она вздыхает:
– Хорошо, я отведу тебя в постель. Но не останусь.
– Боже упаси! Что за безнравственные мысли лезут тебе в голову, Пейсли?
– С ума сойти, как ты меня утомил, – она толкает меня в плечо и кивает в сторону лестницы. – Давай, иди.
Пейсли действительно идет за мной и не отходит, пока мы идем к моей комнате. Она обнимает