— То, что думаю, — честно признался Куцевич. — Вы за спиной у Его Величества собирали армию. И я повторяю вопрос: зачем? Поймите, Ваше Сиятельство, никто за вас не вступится. И более того, даже ваши самые преданные друзья после начала такой заварухи постараются от вас отгородиться. Судя по имеющимся у меня материалам, «самоуничтожиться» успело далеко не всё. Подобные разработки относятся к классу «А» Имперской безопасности и могут быть на вооружении только у государственных подразделений, но никак не в частных руках. А это уже ни что иное, как Государственная измена…

— Но…

Несвицкий открыл рот, наверное, чтобы сказать, что всю эту технику произвели сами. И что, несмотря на то, что по закону производители оружия должны предоставлять в Минобороны всё на уровне чертежей и проектов, никто так не делает.

Потому что за чертежи и проекты заплатят в разы меньше, чем за настоящего робота, который может шагать и делать дыщь-дыщь! Но… Теперь у него нет роботов… нет заводов… нет прикормленных людей в конкурсных комиссиях… Несвицкий осознал это, поскольку напрягся всем телом и мелко задрожал.

— Всё ещё хотите судебного разбирательства?

— Я… Я… Я…

— Да хорош уже! — рявкнул я. — И сядь ты уже, наконец! В глазах рябит!

Короче говоря, князь Несвицкий был окончательно сломлен и раздавлен. Но не разорён, насколько я понимаю. Ирка вообще не пацифистка, никогда не замечал за ней такого, но, кажется, она его чуточку пожалела.

Так я подумал сперва…

А потом по хитрым переглядкам моей сестры с юристом и финального документа, по которому Несвицкие продолжают существовать как род, но платят нам пожизненные репарации, всё понял. Никого она не пожалела. Просто оставила князю то, за что не хочет браться сама. Либо убыточные предприятия, которые князь за неимением лучшего ринется развивать, либо же что-то такое, само владение чем вызывает у владельца жгучую боль в жопе.

Пару ресторанов в центре столицы, к примеру. Явно же не ради дохода их держат, а ради понтов или «отмывки капиталов». Теперь понтоваться не перед кем, «мыть» нечего, придётся взаправду народ кормить.

Что ещё было в этом документе?

Княжеский род должен принести публичные извинения. Не извинения даже, а опровержение, поскольку в СМИ моя фамилия не светилась, и хорошо бы, чтобы так и продолжалось дальше.

Короче…

Князёк должен был заявить о том, что это его отпрыск создал опасную для окружающих ситуацию, за что и поплатился.

Всё.

Род Несвицких не имеет никаких претензий ни к роду Скуфидонских, ни к группе «Альта» и в дальнейшем не собирается мстить, злоумышлять, распространять слухи и далее, далее, далее…

Очень пожалел, что Куцевич не присутствовал на махаче с демонами. Уж он бы Чамару развёл по самое не балуй.

Куда там три желания, она бы до конца времён потомкам Скуфидонских тапочки приносила.

— Ну что ж, Ирина Ивановна, поздравляю вас, — хохотнул я уже на крыльце Несвицких. — Вы теперь крупная промышленница.

— Спасибо, Василий Иванович, — шутливо поклонилась она. — И вам того же.

— Кстати!

Чего откладывать в долгий ящик? Прямо сейчас и сообщу Владим-Санычу о том, что у него поставщик сменился.

— Алло! Владим-Саныч, привет! Скажи, а тебе нужны гандамы? Да нет… с чего ты взял? Трезвый я. Погоди-погоди… не понимаю… при чём тут твоя вазектомия? Роботы, спрашиваю, нужны? Большие такие, боевые, пиф-паф, бы-ды-дыщ. У меня сестра массовое производство запускает. Решила потрудиться на благо Империи ещё и как промышленница. Ага. Ага. Ну тогда приезжай в Удалёнку, покажу опытный образец. Будешь? Отлично. Ну всё тогда, пока.

Так…

Гринёв уже давно в курсе всего, прямо сейчас со студентиками работает. Вот только не знаю, какими методами. То ли подписку о неразглашении под подпись сунет, а то ли под гипнозом память сотрёт.

Владим-Саныч в курсе про роботов.

Державин, значит, остался. Надо бы ему трупешники демонов сгрузить и насчёт Дольче пошушукаться. Чтобы всё дело её замял и уничтожил. Нам очередные «Свидетели Ада» ни к чему.

О!

Вспомнишь оно, вот и оно. Сам звонит.

— Степан Викторович, здорова. А я как раз сам собирался тебе звонить. Угадай, по какому поводу? — улыбнулся я.

И подумал ещё, что, наверняка, у министров какой-нибудь свой зашифрованный чатик есть, в который они смешные картинки скидывают, фотки еды и перетирают последние новости. Так что Державин уже должен быть в курсе всего.

— Хе, — как-то неуверенно посмеялся Державин мне в ответ. — Хе-хе-хе. Вряд ли из-за родительских дней.

Я пока что замолчал, потому как вообще не понял, о чём речь.

— Скуф?

— Да? Чего? Какие ещё «родительские дни»?

— А тебе разве не говорили? — и снова этот смех провинившейся гиены. — К тебе сегодня после полудня делегация приехать собирается.

— В смысле «собирается»? Куда она собирается? С какого хрена она собирается?

— Слушай, не злись, я тебя умоляю. Институт во многом спонсируется за счёт комитета попечителей, и во главе этого комитета стоит Её Сиятельство Елизавета Григорьевна Фонвизина…

— Фонвизина⁈ — я аж крикнул.

— Что? — тут же отозвалась Оля.

— Ничего-ничего, — я зажал телефон ладонью. — Елизавета Григорьевна — это матушка твоя?

— А что⁈

— Едет к нам.

— Твою мать! — шарик над плечом Ольги Сергеевны вспыхнул, как адские врата; и да, я теперь знаю, как эти самые врата выглядят, поэтому могу прибегать к подобным сравнениям.

— Алло, — вернулся я к разговору с Державиным. — Продолжай, пожалуйста.

— Ага. Продолжаю. Её Сиятельство и без того очень активная и деятельная особо, а поскольку у тебя ещё и дочка её практику проходит, то вот она и решила к тебе в гости наведаться. Официально это дружеский визит, а по факту проверка. Будут смотреть, как живут курсанты, где спят, чего едят, не ущемляешь ли ты их и…

Я молча сбросил вызов. Очередной раз убедился в том, что Державин — сутулая собака, а затем начал судорожно вспоминать, что у нас там дома происходит и…

— Трупы! — вырвалось у меня. — Гандам! Кабачки! Кактус!

И чердак у меня… скажем так, не для посторонних глаз. А ещё ведь:

— Шестакова⁈

— Да, Василий Иванович?

— Ты ничего запрещённого дома не хранишь?

— Ну-у-у-у, — протянула альтушка. — Смотря что считать запрещённым?

— Аа-а-а-ай, блин!

Я бегло глянул на часы. Время чуть перевалило за десять. Час на дорогу