Но пословица говорит: крупный баран не бык, а мелкие барашки стоят быка. А этих мелких барашков разных там: где 200, где 500, где 700 рублей, – и набралось всего-навсего… сколько бы вы думали?

– Ну! 20 000, – догадался Бориков.

– Нет-с! Поднимите выше, да и подержите: 52 915 рублей с копейками. Вот какая крупица!!

– Откуда же взяли эту крупицу?

– С земских повинностей.

XXVIII

– Так это вы с православных мужичков содрали!! – вскричал Тручков.

– Да-с, с них-с самых… Но позвольте же, господа, ведь все это было, так сказать, с одобрения. Смета была представлена на утверждение, и господин министр финансов нашел, по рассмотрении ее, что «из числа включенных в оную расходов, одни основаны на последовавших Высочайших повелениях и разрешениях правительства, прочие же предположены губернским начальством на исправление и постройку этапных зданий, устройство коих необходимо… а посему смету сию и раскладку на будущий год утвердить…»

– А арестантов-то освещали и просвещали?

– А то как же-с. На расходы, на освещение, на отопление введено в смету на удовлетворение К. градской думы 1118 рублей с копейками.

– А сами-то грелись?

– Ха! ха! ха!

Струпиков пожал плечами.

– Смотрителя, известное дело, грелись и освещались… – сказал он смиренно. – А мы, так сказать, только пенку сняли.

– Ха! ха! ха! ха!

– А сколько каждогодно собирается повинностей? – спросил серьезным голосом Лазуткин.

– В этот год должно было быть собрано около 5000 рублей.

– Так это вы ухитрились увеличить смету более чем в 10 раз. Молодцы!

– Да! Позвольте же-с! Ведь холерный год!! Затем подошли разные статьи…

– А сколько собирается с души каждогодно?

– По одной копейке с души.

– А вы насколько увеличили сбор?

– Да ведь говорят же вам, что необходимо было.

– Да насколько, насколько?

– Всего-навсего пришлось по 914 копеек с души.

– Ух! – крикнул Лазуткин.

– Да помилуйте, господа, что же с значит мужику в год 9 копеек?! Меньше гривенника-с! Ведь он, каналья, каждый день больше в кабак стащит. Ей-богу-с!

– Да ведь с него содрали не гривенник, а по крайней мере пятиалтынный.

– Известно, нужно что-нибудь и сборщикам, чтобы того… соскользнуло.

Чугуров, высокий брюнет с длинными усами, который молча расхаживал все время по комнате и курил трубку с длинным черешневым чубуком, медленно подошел к Струпикову и, расставив широко ноги, сказал, укоризненно качая головой:

– Ах вы подлецы, подлецы! Раз…

– Позвольте! За что же-с!

– Господа! Господа! – вскричал Бориков. – Зачем же терять боевые заряды в мирной кампании?

– За что же-с вы ругаетесь? – начал робко оправдываться Струпиков. – Да разве в военном деле не ухищряются… не берут…

– Берете вы, подлые комиссариатские крысы!

– Нет-с, извините. Берут и батальонные командиры, и батарейные, и бригадные… Как только есть где хозяйство, там сейчас и экономия…

– Экономия! Ха! ха! ха!

– Да-с! Экономия! Если бы я не выгадывал, то у меня все солдаты были бы и наги, и голодны.

– Выгадываете вы! Как же, в вашу мошну! Кислыми полушубками одеваете солдата, да зелеными сухарями их кормите.

XXIX

– Господа! О чем баталия? – спросил весело, войдя в комнату, Семен Иванович.

– Да вот-с, помилуйте, – обратился к нему Струпиков, – напали на меня и ругательски ругают за то, что я пользуюсь… Извольте-с спросить, кто теперь не пользуется?.. И как же можно бы было жить человеку, если бы он не пользовался?

– Правда! Правда! Raison-comparaison! – И он прибавил вполголоса: – Ведь эти господа (он указал на всех нас) все идеалисты, бессребреники. Им бы только рубить, валять и швырять.

– Да теперь, – продолжал Струпиков, – я вам скажу во всей то есть природе… Посмотрите-с, например, пчела, плодовитое насекомое, а разве не пользуется… Если бы она не брала взятку, то и меду не было бы…

– Ха! ха! ха! – разразилось все офицерство. – Ах вы пчелы медовые!

– Трутни вы подлые, – отрезал Чугуров. – Трутни, что мед у трудящихся пчел таскают!

– Да позвольте наконец, – продолжал Струпиков, нисколько не смущаясь этим определением. – Разберите всю, так сказать, государственную машину. На чем она держится? На мази-с!.. Ее мажут, она и идет. А без подмазки не только ни одна машина, колесо у простой телеги не будет идти.

– Ах! Шут! Ха! ха! ха!..

– Ах вы… немазаные колеса!

– Нет-с, мы подмазанные! – сказал Струпиков с достоинством и тут же сам расхохотался. – Да вот, господа! – вдруг заметался он. – Позвольте представить вам государственную машину на планту… Любопытная вещь! Это мне один приятель на днях из Питера привез. – Он пошел к окну, взял с него свой портфель и, отперев его каким-то хитрым «английским» ключиком, вынул из него три больших листа, сложенных в восьмушку. Он развернул листы перед нами на ломберном стол. – Вот-с, господа, извольте полюбоваться.

– Что это такое?

– Это-с? – И он прошептал таинственно: – Движение какой-либо входящей бумаги по присутственным инстанциям. Вот это-с – движение по земским инстанциям. Это-с движение по губернским порогам, а это-с (и он указал на третий лист) движение ее в правительствующем сенате.

На каждом листе было нечто в роде родословной – были маленькие квадратики или прямоугольники с подписями: повытчик, помощник столоначальника, столоначальник, начальник отделения, секретарь, член присутствия и т. д. На первом листе и на половине второго путь бумаги был означен черной чертой, на остальных