великие киноленты оживят уникальные Викины сценарии, Олежка с женой заодно обсуждали будущую повседневность: дачу, ретривера, сына… Юная Вика совершенно не умела сомневаться в успехе, а Олег вечерами подбирал в интернете дом на склонах тех самых знаменитых Холмов, учил английский язык.

Восхищаясь эстетикой рубинового мерцания за бликами тонкого стекла, свободными вечерами Критовы лакомились сухим вином. Талантливый оператор развлекался, снимая сквозь призму бокала сверкающие глаза жены. Таяла раз за разом Вика: то ли от жара смягчающей горло терпкости, то ли от влюбленного взгляда направленного на нее сто тридцать пятого объектива.

Сын у них не родился. Где-то лет через пять после свадьбы Вика все же наведалась в женскую консультацию, узнала, что бесплодна. Ритм счастья от этого известия почти не сбился, так, смазалась на мгновение мелодика аляповатым диссонансом, и вот уже вновь зазвучала их с Олежкой сонатина, прежняя почти. Они уехали путешествовать. Экзотические цветы, храмы, полные обезьян… Олег был нежен, много шутил. Солнце распаривало кости, вытапливало сожаление. В конце концов, ребенка можно и усыновить. На том и порешили.

Пару раз Вику мучили кошмары. Серое болото неумолимо втягивало ее ноги: по щиколотки, по колени, ползло вверх по бедрам, сжимало ребра, не давая вздохнуть, медленно вливалось в разломанную беззвучным криком глотку. А еще один раз Вике приснилась дремлющая на ее локте малышка: рыжие пряди сбились на влажном лобике; довольное посапывание сытого младенца. Вспомнив на следующий день невесомую тяжесть ребенка, Вика расплакалась. И вскоре написала самый сильный свой сценарий – в нем была та малышка.

И все. Закрылся гештальт.

Пролетели еще четыре безоблачных года. В Голливуд Вика с Олегом не переехали, но симпатию отечественной киноиндустрии вкусили по полной: премьеры, награды, съемки. Фильм про рыжеволосую крошку подарил им кругосветку фестивалей.

У Критовых водились деньги. Тандем оператор – режиссер неплохо сказался на благосостоянии семьи. Вика редко отказывала себе в чем-либо. Лаконичные наряды, качели в ухоженном саду, изысканные капли еды в дорогих столичных… Не пренебрегал радостями жизни Олег.

Они продолжали праздновать жизнь.

И по-прежнему игнорировали других, договаривая фразы друг за другом.

Обласканы Богом.

А потом Олег ушел.

К одной из других.

Рассказал жене про невозможность обмана, немыслимость притворства и ускользнувшую любовь. Что-то там было еще про хвост, который нельзя по частям… Чужие слова, незнакомые модуляции… Вика старалась держать себя в руках, кивала согласно. Рыдала протестующе. Она чередовала. Но Олег все равно ушел.

Обрушилась темнота.

Вика выжила. Год коньяка (строго после двадцати двух ноль-ноль); череда ненужных встреч с каждым, кто звал; неожиданные сайты; пустой секс; рвота, когда позволяешь представить, что он там сейчас делает с не… Безумные хобби; отупляющий спорт по утрам – сквозь боль похмелья; церковь; колдуны; тупость психологов. И ни-ка-ко-го кино. Ночной морок, регулярный, как молитва: Вика подносит ко рту рацию, мурлычет заветное «начали», а сверху на нее в ту же секунду обрушивается гигантский булыжник – сминает жизнь.

Ту, другую, Олег повстречал на съемках.

Вика выжила.

Ушла из профессии.

Устроилась кассиром в гипермаркете. Назло.

Перекрасила волосы. Подкопила килограммы.

Пятнадцать раз ответила отказом на предложенные (совсем не плохие) проекты. Шестнадцатого приглашения не было – незаменимых нет.

Научилась виртуозно опережать сочувствие балаганными шуточками. Снизила планку, чтобы скрыться за маскировочными кустами, бой-баба, пошлая да ушлая. Все ей нипочем.

Чтобы выработать устойчивую привычку к чему-либо, человеку требуется двадцать один день неизменной практики. За двадцать один месяц Вика освоила-таки цинизм. Включала его по сигналу будильника, каждое утро, в семь часов. Режим – крайне важен для иммунитета.

Спаслась.

И однажды получила от Олега длиннющее письмо о коротком: хочу вернуться… да?

Мазнула пальцем по экрану телефона: ответить.

Нет.

Продолжила…

…Через месяц Вика очнулась – как от оплеухи. Руки замерли над кассовым аппаратом – заворчали, сетуя на задержку, покупатели. Как – нет? Разве она готова продолжать жить без Олега – всегда? Не в шутку, не доказать, не эксперимент, а по правде, до самой смерти жить без родного оператора? Бывает, людям везет несказанно: они встречают своих – редкая удача, если учесть размер и многоязычие нашего шарика. Вика – встретила. Так чего же она пыталась исполнить тем электронным отказом? Спасаться в одиночку можно, конечно, можно! – если ты никогда не был вдвоем.

Вика выбила чек, извинилась перед очередью, выставила табличку о перерыве, добежала до комнаты персонала. Написала Олегу.

Он не ответил.

Смиренно вернулась за кассу.

А вечером того же дня Вике позвонили из полиции: Олег разбился на машине, ехал со смены, скользкая дорога, пьяный водитель вылетел со встречки, она – законная жена (все так же), обязаны сообщить.

Вика разглядывала экран телефона: «нет» – ответом на просьбу мужа. НЕТ увеличивалось в размере, пробивало защитный экран айфона, заполняло спальню. Нет будущего, нет ретривера, нет кино, нет сына, нет рыжей малышки. Нет Олега.

Действительно нет – навсегда.

Вика очнулась в психоневрологической клинике, одурманенная лекарствами, тихая. Почти успокоенная.

Вот только под толщей препаратов неспешным сталагмитом (до)формировывалось решение: пожалуй, достаточно, хватит, она больше не хочет черно-белой этой смены дней, надо только слегка схитрить, добиться выписки, чтобы никто в этот раз не помешал.

Но побега не вышло. Во время одной из прогулок (смирный, послушный пациент, наша Критова, скоро можно отпускать, она справилась, ведь так, коллеги?) Вика забрела во двор педиатрического корпуса, где встретила Антона: уродливого десятилетнего паренька, пускающего слюни и с трудом умеющего ходить. По ведомой лишь ему причине Антон, не раздумывая, обнял Вику, уткнулся в ее рыхлый живот сопливым лицом. Загукал что-то вроде… «мама»? Мальчик наотрез отказался размыкать руки, а сопровождавшая его нянечка торопливым речитативом поведала Вике о всех «НЕТ» в жизни заморыша. Антоновых «нет» оказалось побольше, чем накопилось у Вики, и она вдруг решила – какого черта?

Пусть пацан будет улыбаться.

Возможно, ей просто нужна была причина остаться жи… тут?

Усыновить мальчика позволили только через три года: справки, осмотры, терапия… Вика натренировалась приходить трезвой на все судебные слушания. Продала камеры Олега – дорогущий реабилитационный курс сотворил чудо: Антон заговорил, стал расти не по дням, а по часам. Остался навсегда ребенком.

Годы шли, и Вика постепенно перестала удерживаться в хронологии «только после двадцати двух ноль-ноль». НЕТ Олега или сын-ДАУН? Какое из этих слов тянуло ко дну? Какое-то тянуло. Но Антон улыбался и крепко прижимался лбом к ее животу.

Вика продолжала жить.

Продала квартиру, переехала в Лисичкино (однажды они с мужем сняли упоительную сцену в этих местах, а вечером после съемок, у подножия холма, пили вино, не особо интересуясь его вкусом… разнотравье поляны запечатлелось в душе). Открыла магазин.

Живет здесь уже девять лет. Не смотрит кино, не любит брать в руки телефон.

И пьет, да.

Ну и что?

Сенина настойка работает безотказно – Вика чувствует, что вот-вот соскользнет в сон и