были. Наверняка решили бы, что это я украла ребенка Боба и Натали и спрятала в конюшне своего друга. А потом испугалась и решила вернуть его. Удобная версия. Мотивы себе я в тот момент еще не придумала, но холодок по спине пробежал очень неприятный.

Полицейские примчались, судя по шуму, который произвели, сразу все. Словно весь штаб, разместившийся в здании местного клуба, одновременно решил убедиться, что Хоуп нашлась.

Первым я увидела Майлза. Он вбежал в конюшню, переваливаясь с ноги на ногу, а его галстук, казалось, лишал его последнего кислорода с каждым новым шагом. Его почти сразу обогнал Питерс, одной рукой расстегнувший на ходу единственную пуговицу пиджака. Видимо, они даже не подумали одеться, когда им позвонил Генри.

Генри. Он позвонил полицейским и не вернулся ко мне – я поняла это только тогда, когда увидела его, входящего в конюшню следом за полицейскими и приближающегося ко мне не бегом, а ровным быстрым шагом. В тот момент я была сосредоточена на ребенке в моих руках, но неприятное чувство кольнуло быстро и ощутимо.

Из-за того что полицейские увидели меня одну, держащую младенца, я казалась словно застуканной на месте преступления. Если бы Генри был рядом со мной, все выглядело бы иначе.

Помимо их троих, в конюшне одновременно появились не менее дюжины человек, среди которых большинство составляли не полицейские, а работники Харди. Они, несмотря на то что появились в воротах довольно смело, остановились метрах в двадцати и пытались оттуда рассмотреть ребенка в моих руках, вытягивая шеи. То, что люди опасались подойти ко мне ближе, тоже не добавляло мне уверенности: я все яснее чувствовала себя не спасительницей, а похитителем.

Детективы, Генри и полицейские приближались с грацией диких кабанов; я подумала, что толпа незнакомых людей и шум напугают малыша, отчаянно им замахала свободной рукой и сделала шаг назад. Один из молодых и, видимо, очень впечатлительных конюхов испуганно вскрикнул. Я же приложила палец к губам, и детективы наконец сбавили скорость.

Ребенок в конверте, среагировав на звуки или перемену в своем положении, открыл глаза и энергично зашевелился в одеяле. Все в конюшне замерли; наверное, это рефлекс на уровне первобытного человека: стать бесшумной невидимкой, если рядом маленький ребенок.

Каким-то непонятным образом малыш вытянул крошечные ладошки из пеленок и рукавов голубой кофточки. И это напугало меня сразу в двух смыслах. Первое: я, конечно, против стереотипов вроде «розовое для девочек, голубое для мальчиков», но семья Джентли мне казалась глубоко консервативной – сложно было представить, что они одевали бы совсем маленькую девочку, когда ее пол еще не очевиден окружающим, в нарочито голубой наряд. А второй повод появился буквально в следующую секунду на груди у малыша, все на той же небесного цвета одежке. Аккуратным и совершенно не подозрительным движением я поправила одеяло и надежно загородила руками все возможные провокации.

В следующую секунду Питерс и Майлз уже были рядом со мной, Генри остановился чуть позади них.

– Мисс Стоун, не совершайте резких движений и передайте мне ребенка, – вполголоса, но очень официально сказал Майлз и встал в позу, словно я собиралась метнуть в него конвертом, а он должен был любым способом уберечь его содержимое.

Я посмотрела на него снисходительно, фыркнула, спокойно переложила ребенка в его протянутые руки и обиженно сунула руки в карманы. Оба детектива немедленно уставились на малыша, Питерс достал из кармана фотографии, и они оба очень быстро убедились, что это действительно Хоуп, по крайней мере им так показалось. Малышка, в отличие от моего общества, внимание полицейских восприняла без энтузиазма и начала хныкать. Майлз передал ее женщине-полицейскому, дал несколько распоряжений и деловито повернулся ко мне.

– Мисс Стоун, нам необходимы ваши показания, пройдемте.

Вопреки моим ожиданиям, мы не поехали в полицейский штаб, а прошли в крошечный офис, где рабочие конюшни, очевидно, принимали душ, обедали, получали зарплату и коротали все свободное от работы с лошадьми время.

Для нашего разговора Питерс безальтернативно попросил выделить небольшую комнату, где обычно сидел управляющий. Это был невысокий мужчина около шестидесяти лет, похожий на киношного шерифа, который с неохотой выбрался из-за стола и вышел из своего кабинета, смерив меня с ног до головы неодобрительным взглядом. Он и Генри остались за дверью, я же оказалась запертой с двумя детективами в душной комнате, запах в которой был гораздо менее приятным и естественным для человека, чем в конюшнях.

Майлз сел за стол управляющего в большое кресло с высокой мягкой спинкой, из-за чего смотрелся внушительно и серьезно, как дон Корлеоне, примерив на себя подходящее выражение лица. Питерс же оперся о кресло локтем и смотрел на меня с явным удовольствием. Меня отделял от детективов рабочий стол, а стул, который одиноко стоял напротив него, кажется, был удобным ровно настолько, чтобы люди в кабинете не засиживались.

Майлз сложил руки на столе перед собой и смотрел на меня бесстрастно из-под опущенных век. Питерс же словно раскрыл убийство Кеннеди и выглядел очень довольным собой.

– Мисс Стоун, – начал он спокойным тоном, но с улыбкой на губах, – как ребенок семьи Джентли оказался у вас в руках?

– Он начал хныкать в корзинке, и я взяла его на руки, – возможно, он замерз.

– Почему вы говорите о Хоуп Джентли в мужском роде?

– Я говорила о ребенке в общем. Ну и я не была уверена, что это Хоуп Джентли.

– А сейчас? – быстро спросил Майлз, не разжимая губ.

– Что сейчас? – растерялась я.

– Сейчас вы уверены, что это Хоуп Джентли?

Я пожала плечами, сбитая с толку.

– Не знаю, я никогда ее не видела.

– Где вы взяли корзинку? – спросил Питерс.

– На полу конюшни. В смысле… Я ее не брала, мы с Генри нашли ее там…

– Мистер Харди утверждает, что, когда он пришел на конюшню, вы уже стояли рядом с ребенком, – так же бесстрастно сказал Майлз.

Я опять впала в ступор.

– Ах да, ну, я нашла ребенка одна, но на конюшню же мы пришли вместе.

– Вы нашли ее на конюшне?

– Да.

– То есть вы случайно нашли ребенка на конюшне?

– Звучит невероятно, но да, это так.

– Зачем вы пошли на конюшню? – медленно произнес Майлз.

Я пожала плечами: понятия не имею, какой ответ тут считался бы полицейскими нормальным.

– Мы гуляли с мистером Харди, зашли на его конюшню.

– Это была ваша идея или его?

– Точно не моя, – слегка улыбнулась я.

– Почему?

– Я не очень люблю лошадей.

– А детей? – снова пулей ворвался в разговор Майлз.

А я снова растерялась и пожала плечами.

– Не знаю даже, не думала об этом.

– Не думали о детях? – удивленно поднял брови Майлз.

– Нет, – отрезала я.

Несколько секунд они примеряли мой ответ к собственным жизненным принципам, после чего Питерс задал вопрос:

– Как вы считаете, как долго такой маленький ребенок, как Хоуп Джентли, может находиться один в конюшне