Трюс подъехала на велосипеде к наружной стене тюрьмы и позвонила в звонок. Открылся глазок, и она на немецком, которому ее учила Ханни, кое-как смогла позвать дежурного офицера. Трюс услышала, как сдвигается засов, после чего дверь отворилась. На пороге стоял эсэсовец-голландец. Он впустил ее и выслушал тщательно продуманную сложную историю о невесте немецкого героя, арестованной по ошибке. Ее жених сейчас на смертном одре, ранен в морском сражении возле побережья, может быть, ее смогут отпустить повидаться с ним? А если нет, то нельзя ли Трюс попасть к ней, чтобы рассказать новости и передать смену белья?

Голландский офицер дослушал ее историю до конца, после чего сообщил печальную новость: в их тюрьме женщин нет. Но он может подвезти ее до изолятора на улице Амстелвензе. Трюс сумела скрыть свое разочарование и согласилась поехать в другую тюрьму.

Там она оказалась в зале ожидания, где сидели и другие люди с передачами для заключенных, дожидаясь, пока освободится надзирательница, которая входила с учетной книгой и приветствовала всех возгласом «Хайль Гитлер!».

Трюс ждала, казалось, целую вечность. Когда, наконец, очередь дошла до нее, она назвала имя той, к кому пришла: «Янеттье Йоханна Шафт». Надзирательница открыла книгу, так что Трюс увидела страницу с именем Ханни.

«Ist nicht mehr da», – сказала женщина, закрывая книгу и отходя [270].

Ее здесь больше нет.

Глава 25

Освобождение наконец пришло в Нидерланды – 5 мая 1945 года, спустя пять лет с того дня, как немцы впервые пересекли голландские границы. Трюс вспоминала потом, как проснулась на рассвете под доносившийся с улицы гимн «Оранье Бовен» – патриотическое приветствие голландской королеве. Она сразу поняла, что это означает.

– Вставай! – крикнула она Фредди, разбудив всю семью, прятавшую их. – Британцы подходят!

Люди на улице возбужденно переговаривались, решая, с какого направления подойдут союзнические войска. Оказалось, что их спасителями будут канадцы, а не британцы и что появятся они со стороны Вагенингена в Центральных Нидерландах, где немецкие войска капитулировали перед канадскими.

Пробиваясь сквозь восторженную толпу жителей Харлема, Трюс и Фредди побежали в местную штаб-квартиру внутренних войск, чтобы узнать, не требуется ли чего-нибудь от них по случаю освобождения. Там они увиделись с Кисом де Ровером и Арендом Кунткесом, которые пригласили девушек остаться, что-нибудь съесть и выпить, но погожий день и внезапное чувство свободы вдохнули в сестер небывалую энергию. Они решили просто прокатиться на велосипедах по Харлему, но Фредди наткнулась на подругу из De Waarheid и решила помочь ей в доставке газеты, сообщающей грандиозную новость.

Трюс продолжала ехать. Прежде чем она поняла, где оказалась и что делает, она уже была на полпути до Амстердама. Повсюду развевались красно-бело-голубые флаги. Маленький мальчик, стоя на обочине, размахивал флагом во много раз больше него по размеру. Кто-то написал на английском транспарант: WE ARE FREE! – «Мы свободны!»

Когда Трюс устала, незнакомец на улице подал ей чашку чаю. Они хлопали друг друга по плечам и кричали: «Мы свободны!» Трюс поехала дальше. И только когда она стояла на крыльце дома, где пряталась Филин, поняла, куда стремилась все это время.

Подруги крепко обнялись, а потом вместе вышли на улицу. «Я поняла, что теперь это возможно, – вспоминала Трюс. – Филин снова может ходить по улицам. Ей снова можно быть человеком. Неужели это правда?» [271]

Они решили вдвоем пойти в тюрьму на Амстелвенсвег и еще раз спросить про Ханни. Говорили, что всех заключенных выпустят по случаю освобождения страны. Вдруг произошла ошибка, и Ханни все еще там?

Для Филин сама мысль о том, чтобы пройти по улице до здания тюрьмы, не волнуясь о том, что ее арестуют, казалась невероятной. Они шли мимо людей, размахивающих флагами, людей, возлагающих цветы в тех местах, где проводились облавы и казни.

Возле тюрьмы скопилась огромная толпа. Двери вскоре должны были открыть и выпустить заключенных к их родным и друзьям. Все стояли с цветами, и Трюс решила тоже поискать букет. Она вернулась к Филин с красными тюльпанами. Когда двери тюрьмы распахнулись, толпа радостно закричала, приветствуя освобожденных узников. Чиновник из внутренних войск зачитывал их имена. Оказалось, что в тюрьме сидели только женщины: молодые и старые, в добром здравии и больные. По одной они выходили на свободу под приветственные возгласы. Трюс с Филин ждали, но Ханни не появилась. Когда вышла последняя заключенная, ее никто не встречал, так что Филин вышла вперед с их тюльпанами и подарила их женщине [272].

Они прошли до дома, где пряталась Филин, через праздничные толпы. Обнялись на пороге. Трюс села на свой велосипед и поехала через ночную темноту домой, в Харлем.

Глава 26

За три дня до первого визита Трюс в амстердамскую тюрьму Ханни Шафт вывели из камеры охранник-немец по имени Маттеус Шмитц и голландский детектив СД Маартен Кюйпер, входивший в команду «Сильбертанне». Ада ван Россем, голландская врач, сидевшая в том же изоляторе, услышала крик из коридора и интуитивно поняла, что это Ханни Шафт. До нее донесся топот – как будто кого-то силой тащили по коридору, – и ван Россен догадалась, что происходит. Судя по крику, Ханни тоже поняла, какая судьба ее ждет [273].

Ханни отвели в машину, дожидавшуюся снаружи, где двое немецких солдат, Корбс и Клутинг, сидели, держа автоматы на коленях. Шмитц поехал в сторону Харлема, и там машина притормозила у местного командного центра, чтобы подсадить еще одного солдата. Тот принес с собой лопату. Угрожающим жестом он забросил ее в машину, прежде чем сесть. Новичок показал Шмитцу дорогу к Овереену, сразу за Бломендалем, где начинались дюны.

На проселке, посреди песчаной пустоши, заросшей пучками сухой травы, машина остановилась, и пассажиры вылезли из нее. Ханни поставили между Кюйпером и Шмитцем; автоматчики – Корбс и Клутинг – пошли сзади. Замыкал строй местный жандарм с лопатой.

Шмитц и Кюйпер заставили Ханни идти на несколько шагов впереди них. Вокруг свистел ветер, гонявший мелкий песок; волосы Ханни закрывали ей лицо. Без предупреждения Шмитц выдернул из кобуры пистолет, прицелился Ханни в голову и выстрелил. Он промахнулся – пуля только оцарапала ее. Ханни поднесла руку к голове, нащупала кровь и сказала просто: «Ох!»

В дальнейших отчетах, написанных начальником Кюйпера Рулем, говорилось, что Ханни обернулась к конвойным и сказала: «Я стреляю лучше». Оказалось, это