но, к счастью, я этого не сделала. Удивительно, но моя лень сослужила мне во благо. Я перебираю мусор, мои пальцы обнаруживают мокрые бумажные полотенца и липкие комочки овсяных хлопьев. К тому времени, как Бун добирается до меня, я перевернула бак и высыпала его содержимое на пол. Еще через минуту поисков я нахожу то, что ищу.

Кусок разбитого бокала.

С торжеством я подношу его к свету. Стекло теперь грязнее, чем когда я нашла его блестящим во дворе. Крошки засыпали поверхность, и есть белое пятно, которое может быть заправкой для салата. Надеюсь, это не будет иметь значения, потому что похожая на соль пленка, которую я видела на днях, осталась.

Если Том Ройс действительно подсыпал что-то в вино Кэтрин той ночью, то надеюсь, этот кусок стекла сможет это доказать.

***

Когда приходит Вилма Энсон, осколок стекла надежно спрятан в пакете с зип-застежкой. Она изучает его сквозь прозрачный пластик, наклон ее головы свидетельствует либо о любопытстве, либо о раздражении. Ее сложно понять.

– Откуда ты это взяла?

–Во дворе, – говорю. – Бокал разбился, когда Кэтрин потеряла сознание и упала в траву.

– Потому что она якобы была под наркотиками? – говорит Вилма.

– Ее отравили, – говорю я, поправляя ее.

– Результаты лабораторных исследований могут сказать об обратном.

Бун и я согласились, что не стоит рассказывать Вилме, почему я подозреваю Тома в попытке отравить свою жену. Вместо этого мы сказали ей, что я внезапно вспомнила, как Кэтрин упоминала имя Харви Брюэр, что привело меня к поискам в Интернете и моей теории, что Том, возможно, пытался сделать то же самое, что Брюэр сделал со своей женой. Этого было достаточно, чтобы Вилма приехала к нам. Теперь, когда она здесь, большой вопрос, будет ли она что-то делать с этим стеклом.

– Это значит, что ты отдашь стекло на анализ, верно? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает Вилма на вздохе. – Хотя для получения результатов потребуется несколько дней.

– Но к тому времени Том может уже уехать, – говорю я. – Ты не можешь хотя бы допросить его?

– Я планирую это сделать.

– Когда?

– Когда придет время.

– Разве сейчас не время?

Я начинаю раскачиваться взад и вперед, приводимая в движение нетерпением, бурлящим во мне. Все, что я хочу сказать Вилме, я не могу ей сказать. Раскрытие того, что я знаю, что телефон, одежда и кольца Кэтрин остаются в ее спальне, также означало бы признание того, что я вломилась в дом Ройсов. Так что я держу свое знание внутри, чувствуя себя встряхнутой бутылкой шампанского, надеясь, что не взорвусь под давлением.

– Ты нам не веришь?

– Я думаю, что это возможная версия, – говорит Вилма. – Одна из нескольких.

– Тогда исследуй это, – говорю я. – Сходи к нему и расспроси его.

– И что, по-твоему, я должна у него спросить? Убил ли он свою жену?

– Да, для начала.

Вилма без приглашения проходит в соседнюю столовую. Одетая в черный костюм, белую рубашку и практичные туфли, она, наконец, напоминает телевизионного детектива из моего воображения. Единственное сходство с ее вчерашним нарядом – резинка на запястье. Зеленого цвета, вместо желтого, и явно не от дочери. Через плечо Вилмы висит черная сумка, которую она бросает на стол. Когда она садится, ее куртка распахивается, позволяя приоткрыть пистолет, спрятанный под ней.

– Это не так просто, как ты думаешь, – говорит она. – Здесь может быть что-то еще. Что-то большее, чем то, что случилось с Кэтрин Ройс.

– Что-то большее? – уточняет Бун.

– Вы когда-нибудь делали упражнение на доверие? Знаете, одна из тех вещей, когда человек падает навзничь, надеясь, что люди позади него поймают его?

Вилма показывает, поднимая указательный палец и медленно наклоняя его в сторону.

– То, что я собираюсь вам рассказать, очень похоже на это. Я собираюсь доверить вам секретную информацию. И вы взамен моему доверию к вам пообещаете мне, что ничего не будете предпринимать, и ничего не будете говорить. Просто позволите мне сделать мою работу. Идет?

– Какую информацию? – спрашиваю я.

– Детали активного расследования. Если вы расскажете кому-нибудь, что я их вам показывала, у меня могут быть неприятности, а вы можете попасть в тюрьму.

Я улыбаюсь ей, подозревая, что она блефует. Но Вилма не улыбается. Выражение ее лица такое же серьезное, как надгробная плита. Она по-прежнему крутит резинку на запястье и говорит:

– Поклянись, что никому не скажешь.

– Ты же знаешь, что не скажу, – говорит Бун.

– Я беспокоюсь не о тебе.

– Клянусь, – говорю я, хотя серьезность Вилмы заставляет меня задуматься, хочу ли я услышать, что она собирается сказать. То, что я обнаружила сегодня, вызывает во мне тревогу.

Вилма колеблется всего мгновение, прежде чем схватить свою сумку.

– Когда Ройсы купили этот дом?

– Прошлой зимой, – отвечаю я.

– Это было их первое лето здесь, – добавляет Бун.

Вилма расстегивает сумку.

– Том Ройс когда-нибудь упоминал о приезде в этот район до того, как они его купили?

– Да, – говорю я. – Он сказал мне, что они проводили несколько летних каникул в разных арендованных домах на соседнем озере.

– Он мне сказал то же самое, – говорит Бун. – Сказал, что рад, наконец, приобрести собственное место.

Вилма предлагает нам сесть. Мы с Буном садимся рядом, она достает из сумки папку и кладет ее на стол перед нами.

– Кому-нибудь из вас знакомо имя Меган Кин?

– Это та девушка, которая пропала два года назад, верно? – говорит Бун.

– Правильно.

Вилма открывает папку, достает лист бумаги и пододвигает его к нам. На странице снимок, имя и одно-единственное слово, от которого у меня мурашки по коже.

Пропавшая.

Я смотрю на фотографию Меган Кин. Она такая же красивая, как модель в рекламе шампуня. У нее светло-медовые волосы, румяные щеки и голубые глаза. Воплощение «Мисс Американский пирог».

– Меган было восемнадцать, когда она исчезла, – говорит Вилма. – Она была местной. Ее семья владеет универсальным магазином в