пятном» в истории; авторы цитировали слова Сталина о том, что врагу должна быть оставлена только «выжженная земля», и, ссылаясь на слова людей, якобы бывших очевидцами тех событий, заявляли, что пожар был устроен специальным советским отрядом. Все эти статьи не представляются правдоподобными, и информация в них не поддается перепроверке. Нет доказательств того, что какое-либо из зданий в Петергофе было приказано сжечь. Согласно документам немецких войск, они застали все постройки, за исключением дворца, в основном в хорошем состоянии и не нашли никаких признаков запланированного поджога. Первая версия о том, что Большой дворец загорелся в результате попадания снаряда в ходе боевых действий, остается наиболее вероятной486.

Организованный вывоз или мародерство?

Группа «Гамбург» из зондеркоманды Кюнсберга и в Петергофе оказалась раньше всех. Уже 28 сентября 1941 года, всего через четыре дня после занятия города частями вермахта, ее сотрудники провели во дворце обыск. Кюнсберг доложил министру иностранных дел, что в здании не осталось ничего487. Хотя нельзя исключать того, что кто-то из этого подразделения присвоил отдельные произведения искусства, ценности в крупных масштабах явно не вывозились. Ввиду постоянного интенсивного артиллерийского обстрела, о котором упоминает Кюнсберг, такая акция была бы сопряжена с большим риском.

Уполномоченный по охране произведений искусства Сольмс, судя по всему, тоже довольно рано посетил Петергоф, возможно, вместе с зондеркомандой Кюнсберга488. Осматривая город, он обнаружил в гроте под каскадом несколько ящиков с фарфором, которые приказал поместить под замок на месте489, – видимо, в то время он не располагал транспортными средствами для их вывоза. Нет никаких подтверждений того, что он забрал с собой какие-либо произведения искусства. В самом деле, из‐за морозов и проблем с поставками горючего добиться выделения транспорта было трудно – с этим столкнулся чуть позже и искусствовед Харальд Келлер, которому командир его дивизии неожиданно поручил заботу о произведениях искусства в Петергофе:

Большинство автомобилей уже давно замерзли, зачастую у них есть всего один, и они не могут мне его одолжить. Сегодня я ехал, все стекла обмерзли, включая то, которое впереди, перед шофером. Поскольку у него не было стеклоочистителя с электрическим подогревом, не было другого способа, кроме как ехать с открытым боковым окном, высунув голову. Сзади сидел я с люстрами из фарфора в стиле рококо высотой примерно метр, все упаковано в корзины, в сене490.

Сотрудники Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга также поделились своими впечатлениями после рекогносцировочной поездки в ноябре 1941 года491. Искусствовед Карл-Хайнц Эссер высказался предельно ясно:

Главный дворец с его внутренним убранством после взятия полностью выгорел вследствие артобстрела. Остались только стены, без потолков и крыш. Конструктивно лучше сохранились хозяйственные постройки и кавалерские корпуса, внутренняя обстановка которых, по-видимому, не очень ценная, также почти полностью уничтожена. Однако, согласно информации, полученной от воинских частей, отдельные предметы обстановки, предположительно утащенные частично из этих зданий, все еще находят довольно часто. Поскольку в нынешних условиях не было возможности спасти такие предметы и к тому же не уполномоченные на то ведомства уже вывезли произведения искусства из этого района, недавно дивизией был назначен уполномоченным по охране произведений искусства один из ее военнослужащих, доцент университета, унтер-офицер доктор Х. Келлер. Что касается неправомерного вывоза произведений искусства, заслуживает внимания предоставленная нам дивизией информация о действиях лейтенанта военно-морского флота (Шмёгеля?), который якобы по какому-то поручению сверху увез в Берлин ряд картин и впоследствии, по настоянию дивизии, представил их перечень492.

Еще откровеннее Келлер высказывался в личных письмах. Своему другу и коллеге Вернеру Кёрте он жаловался, что быть уполномоченным по охране произведений искусства – «ужасный пост», ибо приходится отнимать у немецких офицеров иконы и мебель493. Следовало бы ему оказаться на месте месяцем раньше, писал он, тогда, возможно, еще что-то удалось бы спасти. А так он застал Петергоф разграбленным и разрушенным. Своей жене Келлер 25 ноября 1941 года признавался: «Мы с тобой такие большие любители простой, классицистской мебели, и потому мне всегда жальче всего именно ее уничтожения. Целый маленький дворец сегодня, полный такой мебели, – и ни одного предмета целого, кроме одного замечательного комода. Зима суровая, а дерево в доме – это так удобно»494. Еще через несколько дней, 28 ноября: «Общее впечатление прежнее: меня вызвали с опозданием на четыре недели. Не так уж много осталось того, что можно спасти; главное, здесь „поработали“ посредники, вообще без полномочий (например, военные корреспонденты), – одному небу известно, в чьих интересах»495. А уже 4 декабря Келлер счел свою миссию законченной. Сольмсу он вынужден был сообщить, что в хранилище в гроте проникли из подвала, расположенного за ним, и почти все украли496. Хотя дел в Петергофе у него больше не было, Келлер сумел продлить свое пребывание здесь до начала февраля 1942 года. Те немногие произведения искусства, которые ему еще удалось разыскать, он хранил в каменном доме, где размещался штаб дивизии. В январе 1942 года этот дом сгорел из‐за перегрева дымоходов, и от его «деятельности по сбору» осталась «лишь кучка пепла»497.

О разграблении и расхищении имущества из дворца сообщал в служебной записке от 21 февраля 1942 года и Герхард Вундер (Оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга):

Согласно рассказам начальника финансовой части штаба фон Мюлендаля, в офицерском клубе 38‐го а[рмейского] к[орпуса] в Григорово находятся произведения искусства, такие как картины, гравюры, ковры, серебро и т. д., которые, как утверждается, происходят из Петергофского дворца. Среди них были и портреты русских генералов. Кроме того, там находилось серебро из Франции и из царских дворцов. Поскольку этот а[рмейский] к[орпус] ранее стоял в районе Петергофа, вполне возможно, что эти предметы были похищены из флигелей сгоревшего Петергофского дворца498.

После войны военный корреспондент Георг Шмидт-Шеедер вспоминал абсурдную сцену в Петергофском парке: когда он отважился подойти к разрушенному артиллерийским огнем зданию Эрмитажа, внутри, возле готовой к стрельбе противотанковой пушки, он увидел солдата, сидящего на стуле в стиле рококо499. Вернер Кёрте, с нового 1942 года оказавшийся в Петергофе (там дислоцировалась артиллерийская часть, при которой он состоял), однажды в последний момент выхватил из рук солдата фрагмент деревянного декора, который тот собирался уже отправить в печку500. Эти и подобные им обрывочные сведения из источников подтверждают предположение о том, что в Петергофе произведения искусства и мебель были частью расхищены военнослужащими вермахта, частью употреблены для обустройства жилых помещений, а частью уничтожены.

Вывоз фонтана