складов или навесов не было, по обеим сторонам от путей лежал чистый снег. «Вот здесь и разгружайтесь», – сказали железнодорожники! Мне стало плохо <…>. Я не знал, как быть <…>. Вместе с директором Третьяковки отправились в Обком партии. Нас встретили и выслушали внимательно. С первым секретарем М. В. Кулагиным решали, как выйти из столь сложного положения. Мороз более 40 градусов, экспонаты замерзли за время пути, привыкли к холоду. Враг – снег. Замошкин сказал, что у галереи есть два громадных американских брезента, но их на длину семнадцать вагонов мало. Секретарь отдал распоряжение немедленно собрать в театрах брезенты, ковры, большие полотна декораций, все, что может укрывать ящики, и доставить их к составу469.

Другой проблемой, с которой пришлось справляться сотрудникам музея в Новосибирске, было отсутствие влажности в здании оперного театра, что особенно тяжело сказывалось на картинах. Здесь необходимый микроклимат создавали собственными силами, расставляя ведра с водой и развешивая мокрые простыни.

Совсем иначе сложилась судьба музейных коллекций из Новгорода и Пскова. Их эвакуировали в Кировскую область, примерно в 900 километрах к востоку от Москвы. Сначала предметы хранились в церкви Св. Серафима, где располагался антирелигиозный музей. Однако потом в ней возобновились разрешенные опять богослужения. Вероятно, именно с этим было связано принятое городскими властями в начале 1942 года решение переместить музейные экспонаты в подвалы бывшей мечети. Однако площадь подвала оказалась слишком мала, на окнах не было решеток, в помещении – сырость и крысы. Инспектор Наркомпроса, приехавший в Киров в феврале 1942 года, немедленно заявил, что мечеть совершенно непригодна для хранения музейных экспонатов, «имеющих исключительную научную и материальную ценность»470. После его вмешательства нашли новое место – на сей раз в городке Советске, расположенном примерно в 140 километрах к югу. Здесь тоже пришлось долго искать помещение, но в конце концов сошлись на превращенном в музей доме, где родился нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов. Однако доставить экспонаты в Советск можно было только весной, после возобновления навигации по реке Вятке, служившей основным путем между Кировом и Советском. Музейные коллекции из Новгорода и Пскова прибыли в Советск в конце мая 1942 года471. И сразу возникла новая сложность: специалисты из новгородских и псковских музеев сопровождали груз только до Кирова, а у местных музейных работников не было навыков в обращении с такими экспонатами. Из-за отсутствия письменных инструкций им пришлось собирать необходимые сведения из книг и статей.

Одной из больших проблем, с которой сталкивались везде, куда эвакуировались музейные коллекции, было то, что предметы хранились в упакованном виде. Это защищало их от механических повреждений, а зачастую и от перепадов температуры и влажности, но затрудняло проверку их сохранности. Порой повреждения выявлялись уже во время транспортировки, когда экспонаты приходилось переупаковывать. Больше всего пострадали предметы из четвертой и пятой партий, отправленных из музеев Пушкина в Сарапул472. Там в 1942 году в хранилище вскрыли сто ящиков и обнаружили плесень на картинах, разбитый фарфор, механические повреждения мебели, царапины на картинах и т. д.473 Аналогичные повреждения были обнаружены при вскрытии ящиков в Новосибирске. Было установлено, что все это последствия неправильной упаковки474. Забота о сохранности экспонатов лежала на плечах всего нескольких музейных работников, в основном женщин.

Главное здесь – каждодневный изнурительный труд, однообразный и нескончаемый. Надо день за днем делать одно и то же, проветривать, перекладывать, протирать, – дела будничные, с первого взгляда скучные и не такие уж важные – кого волнует судьба какого-нибудь фарфорового сервиза, когда идет смертельная борьба с врагом475.

Как только сотрудники музеев обжились на новом месте, они начали, как и до войны, организовывать выставки, читать лекции, проводить научные исследования. Их повседневная жизнь, несомненно, имела и другую сторону: скудные пайки, болезни или потеря близких, тревога за тех, кто остался в Ленинграде или на оккупированных территориях. Но эти тяготы – по сравнению с трагедией, разыгрывавшейся в осажденном городе, – казались несущественными. Мысли о блокаде присутствовали все время, потому что, несмотря на расстояния и проблемы со связью, переписка с Ленинградом поддерживалась в течение всего периода эвакуации.

ПЕТЕРГОФ: СИМВОЛ ЗАПАДНОЙ ИМПЕРСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

В 1703 году Петр I основал свою новую столицу Санкт-Петербург, а вскоре повелел построить для себя дворец под названием Петергоф на южном берегу Финского залива. Этот роскошный дворцово-парковый ансамбль, устроенный по образцу Версаля, был торжественно открыт в 1723 году и с тех пор до самой смерти царя служил ему в качестве летней резиденции. Расширения и переделки продолжались на протяжении всего XVIII столетия, и перечень архитекторов, приложивших к ним руку, включает в себя великие имена – от Андреаса Шлютера до Бартоломео Франческо Растрелли. Между вытянутым главным зданием, расположенным на невысоком холме, и морем простираются великолепные парки с дворцами поменьше – Марли и Монплезир, а также с более чем полутора сотнями художественно оформленных фонтанов и каскадов. Центральным элементом ансамбля является впечатляющий позолоченный каскад перед большим дворцом с фигурой «Самсон» и двадцатиметровым фонтаном. От него к Балтийскому морю и к причалу ведет четырехсотметровый канал. Ценная коллекция живописи Петергофа восходит к Петровской эпохе, но культурно-историческая ценность дворцов заключается и в их богатом внутреннем убранстве, включающем мебель начала XVIII века.

4. ПЕТЕРГОФ: РАЗРУШЕН И РАЗГРАБЛЕН

Эвакуация коллекций

Считается, что дворцовый ансамбль Петергофа воплощает имперские притязания России и ее силу – в том числе и по отношению к Европе. Здесь политические амбиции правителей, которые строили или расширяли этот дворец, проступают более отчетливо, чем в других пригородных дворцах. Их символом выступает центральная бронзовая фигура Большого каскада – «Самсон, раздирающий пасть льва». Эта скульптура, созданная между 1709 и 1736 годами, олицетворяет победу Петра I – «Самсона» – над шведским королем Карлом XII, геральдическим зверем которого был лев. Таким образом, это был «не только библейский сюжет, но и политическая аллегория, памятник нашей воинской славы», как отмечал писатель Леонид Пантелеев в своих дневниковых записях, которые он вел в 1942 году в блокадном Ленинграде. Хотя Пантелеев опубликовал их позже и, предположительно, в отредактированном виде, они наглядно показывают, какое идеологическое значение приписывалось Петергофу476. Он символизировал государственную власть, деяния могущественного правителя, усвоение европейских ценностей и сильную позицию Российской империи среди европейских государств. Значение, которое Петергоф приобрел в имперский период, привело к тому, что и после революции ему уделялось повышенное внимание со стороны государственной власти и