Шрифт:
Закладка:
Ни одного целого дома. Красная улица – только развалины домов, окаймленные заминированным снегом да изломанным хламом. Взорванный мост. Разбитая гостиница. Ограда Верхнего парка – лишь каменные столбы. Большой дворец – руины, у руин – разбитая бронемашина… Прудов нет – одни котлованы. В Верхнем парке нет ни Нептуна, ни других скульптур. Ворота к Красной улице взорваны и развалены. <…> Обходим Большой дворец слева. <…> К фасаду тянется узкая тропинка, красный шнур: мины. Огромная яма от бомбы. Следов пожара на остатках стен нет. Ни крыш, ни комнат, ни перекрытий, ни стропил – ничего нет. <…> Самсоновский канал внизу немцы превратили в противотанковый ров. Нижний парк похож на запущенный лес, часть его срублена532.
Масштабы разрушений были настолько огромны, что в группе высокопоставленных военных и партийных чиновников, осматривавших Петергоф одновременно с Лукницким, послышались голоса: «Нет, не восстановить! Придется снести все!» Павел Николаевич возразил: «Нет <…> Сохранить надо! На вечные времена!» – такая патетическая реакция встречается во многих рассказах о посещении разрушенных дворцов.
Из персонала музея первой прибыла в Петергоф 31 января 1944 года Марина Александровна Тихомирова, старший научный сотрудник и новый хранитель. Часть пути она проехала на автобусе вместе с коллегами из других пригородных дворцов, а от Красного Села шла пешком по только что освобожденной зоне боевых действий; иногда ее подвозили на военных машинах. Ее рассказ писатель Константин Федин еще в 1944 году переработал в патриотическую статью, в которой Тихомирова предстает бесстрашной, преданной делу героиней, решительно идущей вперед сквозь снег и ветер533. Сама Марина Александровна создала памятник себе и четырем своим коллегам – С. Н. Балаевой, А. И. Зеленовой, Е. Л. Туровой и Е. Н. Элькин, вместе с которыми пережила блокаду в Исаакиевском соборе, написав книгу «Памятники. Люди. События. Из записок музейного работника», вышедшую в 1969 году.
Марина Александровна Тихомирова родилась в 1911 году в образованной петербургской семье. В 1930‐е годы она училась в Ленинградском институте истории искусств, затем работала в Артиллерийском музее и Музее военно-морского флота, а также водила экскурсии по Петергофу. Войну она провела в блокадном Ленинграде. Вновь увидев Петергоф 31 января 1944 года, она была потрясена. От руин дворца она отважилась спуститься в парк:
По парку пришлось пробираться узкими тропинками и видеть все новые и новые руины: разбитые в куски мраморные колонны Львиного каскада, полуразрушенную Золотую гору со ступенями, лишенными золотой обшивки, обгорелые остатки дворца Марли и, наконец, Эрмитаж, где не осталось его подъемного стола с затейливым механизмом, а наверху стояло орудие, дуло которого, направленное на Кронштадт, высовывалось из пробитой стены верхнего зала.
Нужно было на все смотреть, трезво оценивая степень разрушения, как-то побеждая непосредственное ощущение ужаса534.
Преодолеть ужас помог Монплезир: он тоже пострадал очень сильно, но все же меньше, чем другие памятники, и дал какую-то опору при оценке состояния Петергофа.
В описании, которое Тихомирова подготовила на следующий день для начальника Управления по делам искусств Б. И. Загурского, она воздержалась от каких бы то ни было эмоциональных высказываний и сообщила в почти по-военному лапидарном стиле следующее:
Большой дворец: представляет собой руины. Средняя часть дворца, корпус под гербом, церковь – не существуют. Сохранились частично стены боковых частей дворца и части фасада, выходящего на Нижний сад. Внутреннее убранство. Сохранились фрагменты лепки стен Тронного зала (Фельтен) и фрагменты стенной росписи парадной лестницы. Монплезир – сохранилась средняя часть здания и части боковых галерей. Внутреннее убранство – частично сохранился плитчатый пол и фрагменты росписи потолка535.
В том же стиле Тихомирова описала состояние всех зданий и парков и констатировала утрату скульптур. Закончила Марина Александровна планом из десяти пунктов. Первым пунктом предусматривалась охрана Монплезира, вторым – фотографирование и зарисовки состояния зданий и парков. Затем – разминирование, важная задача особенно для Петергофа: к моменту завершения саперных работ осенью 1944 года здесь обнаружили и обезвредили 56 848 единиц боеприпасов536. Следующим пунктом значился обход всех объектов, проверка мест, где были закопаны скульптуры, и поиск музейных экспонатов в руинах и блиндажах. Следовало немедленно оборудовать помещение для складирования найденного имущества, будь то остатки мебели или декора. Последние пункты касались работ по уборке парка. В нем находилось несколько тайников, но в 1944 году среди сотрудников музея или работников парка не осталось никого, кто участвовал в закапывании скульптур в 1941 году, а планы были привязаны к таким ориентирам на местности, как здания или фонтаны, многие из которых во время войны просто исчезли537. Первыми были найдены мраморные фигуры «Зима» и «Лето» в Верхнем саду; поиск знаменитых скульптур «Адам» и «Ева» занял несколько месяцев и увенчался успехом только благодаря применению археологических методов, включая закладку разведывательных шурфов538. Самым сложным оказался поиск места, где были укрыты бронзовые фигуры Большого каскада фонтанов. Некоторые из них перевезли в Ленинград, но остальные спрятали буквально в последнюю минуту, и не было ни плана тайника, ни описания предметов; имелась лишь запись: «Бронзовые фигуры и вазы Большого каскада укрыты в тоннеле, что западнее Большого грота, в откосе против галереи, соединяющей Большой дворец с „Корпусом под гербом“. Фигуры уложены на рейки и доски, выход тоннеля заделан бревнами и досками, засыпан землей, обложен дерном». Поиски долгое время были безуспешными; тайник нашли почти случайно во время разминирования. В тоннеле оказалось 17 бронзовых фигур и 11 ваз539.
На заседании отдела охраны памятников 18 февраля 1944 года председательствующий Н. Н. Белехов назвал Петергоф объектом, восстановить который будет, вероятно, сложнее всего, и подытожил: какие бы средства ни были выделены на восстановление парка, для этого потребовалось бы 75, а то и 100 лет540. Тем не менее все ответственные работники выступили за восстановление. В своем выступлении Тихомирова яростно опровергала мнение, что Петергоф слишком долго находился в руинах и остатки настенной росписи и декора настолько пострадали от воздействия погоды, что их реставрация вряд ли возможна. Положительное решение, однако, было принято лишь позже, и в его принятии важную роль сыграло то упомянутое