груз доставили на грузовиках в Красногвардейск, затем перевезли по железной дороге либо через Псков в Кенигсберг, либо в Таллин. Пёнсген вспоминал впоследствии, что его поселили во дворце. Вероятно, он знал это здание по рассказам, так как первый директор музея после Октябрьской революции – граф Валентин Зубов – был одним из его берлинских друзей557. Пёнсген застал фонды музея почти в полной сохранности и отметил тщательность, с которой они были защищены от повреждений:

Русские с образцовой точностью увезли всю ценную обстановку и постарались, насколько возможно, защитить от повреждений каждый оставшийся предмет с помощью прокладок из оберточной бумаги, наклеивания бумажных полосок на стекла, завертывания вещей в полотно и складирования на полках в бомбоубежищах. И никаких краж, насколько я мог видеть, еще не произошло. Но уже одно лишь впечатление от дворца, превращенного в военный лагерь, оказало на меня крайне удручающее воздействие558.

Пёнсген не упомянул о том, что во время его пребывания в Гатчине мебель и фотографии из дворца, которые сочли особо ценными, Сольмс вывез в Кенигсберг вместе с панелями из Янтарной комнаты. В отличие от последней, это не могло быть оправдано ни непосредственной близостью к фронту, ни немецким происхождением этих предметов. Если бы Пёнсген после войны признался, что его коллега Сольмс и, возможно, он сам отдавали приказы о вывозе произведений искусства в рейх без какой-либо явной необходимости, это было бы равносильно признанию в том, что они участвовали вместе с нацистами в хищении художественных ценностей, – а это не вписывалось в поддерживавшуюся искусствоведами послевоенного периода версию о том, что они в своей работе действовали исключительно в интересах искусства и его защиты, а грабили и уничтожали его мародеры и бессовестные нацистские главари.

К сожалению, о тех частях коллекции Гатчинского дворца, которые в середине октября 1941 года доставили в Кенигсбергский замок, существует лишь самая расплывчатая информация; согласно ей, речь идет примерно о четырех сотнях картин – в основном портретов, имеющих какое-то отношение к Германии, – и о мебели.

Первое время после того, как в середине октября Сольмс и Пёнсген покинули окрестности Ленинграда, ни военной службой охраны произведений искусства, ни начальником армейских музеев больше ничего из Гатчины не вывозилось. Там оставалась группа «Гамбург» зондеркоманды Кюнсберга, дислоцировавшаяся в Сиверском. Библиотека Гатчинского дворца (как и остальных) входила в сферу ее компетенции. Из 40 000 найденных томов сотрудники Кюнсберга подготовили к вывозу 15 000 томов, отсортировав их от не представлявшей ценности литературы. Эти книги через Ригу или Таллин весной 1942 года прибыли в Берлин559.

В ноябре 1941 года Гатчинский дворец посетили во время рекогносцировочной поездки сотрудники Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга. Георг Крузенштерн вместе с Карлом-Хайнцем Эссером добился от штаба 50‐го армейского корпуса допуска к внутренним помещениям дворца. Перед этим некий капитан показал им свою квартиру и кабинет, которые он оборудовал «с некоторым пониманием искусства; красивая старинная мебель, ковер и более или менее хорошие картины <…> сразу же бросились в глаза», пробудив у гостей интерес. Квартира коменданта дворца майора Эдуарда Бассе-Корфа тоже напоминала музей560. Бассе-Корф «с недовольным лицом [достал] из шкафа роскошный кожаный альбом», положил его на стол, указал «на несколько ценных стульев» и сказал: «Во дворце нечего, то есть вообще нечего больше смотреть, господа, он совершенно пуст и разграблен, лучше посмотрите вот этот альбом: очень красивые фотографии покажут вам дворец, каким он был когда-то в царские времена, это даст вам гораздо больше!» Крузенштерн и Эссер были предупреждены своим коллегой Герхардом Вундером, посетившим дворец несколькими днями ранее, что этому не следует верить, поэтому они не отступили. После некоторых препирательств комендант все же приказал ефрейтору провести их по дворцу. Их взору предстала картина полного разорения:

Во дворец многократно попадали снаряды, и почти во всех окнах отсутствуют стекла. На первом и втором этажах отверстия забиты досками, из‐за чего в комнатах (некоторые из них чудесны), настолько темно, что приходится пользоваться карманным фонариком; на верхнем этаже оконные проемы открыты, и в великолепных комнатах и зеркальных коридорах лежит снег <…> Великолепные галереи, залы и салоны, а также тронные залы находятся в плачевном состоянии. Известно, что большевики эвакуировали в Петербург бóльшую часть картин, мебели и произведений искусства, а кое-что спрятано здесь в подвалах. Но кто так разграбил комнаты, мы не можем установить с уверенностью.

Бронзовая фурнитура, позолоченные планки и лепной орнамент, по его словам, были выломаны и валялись на полу, а шелковые обои

висят клочьями на стенах, драгоценные шторы и занавеси тоже сорваны. Не исключено, что тут есть вина и наших солдат. На стенах висят многочисленные пустые золотые рамы от картин, а в маленьких комнатах золотые рамы сложены высокими штабелями. За исключением местами поломанной мебели, никаких предметов обстановки не видно.

Во многих помещениях дворца, продолжает свое описание посетитель, на полу валялись небольшие предметы повседневного обихода, книги, журналы, листы бумаги, фотоальбомы, в том числе отдельные фотографии и личные письма императрицы-матери Марии Федоровны. В большом театральном зале было совершенно темно:

Мы пробираемся вперед с фонариками, наступая с хрустом на высокие кучи стекла, рамы, книги, фотографии, предметы обихода; между ними стоят поломанные ценные предметы меблировки и торчат наполовину заколоченные бюсты и скульптуры из мрамора, глины и гипса. Среди мусора я нашел несколько английских и французских книжек в кожаных переплетах с красивым золотым тиснением и монограммой императрицы-матери. Далее мы находим несколько старинных церковных книг из греко-православной дворцовой церкви; их мы, конечно, берем с собой. Большой роскошный том, лежащий открытым в дверях, содержит опись богатой коллекции оружия. Это место поражает, ведь все, что лежит здесь под ногами в страшном беспорядке, преданное уничтожению, с той или иной точки зрения ценно или интересно.

Сотрудники Оперативного штаба шли через

бесконечные комнаты, анфилады и коридоры. Ведь во дворце целых 600 помещений. То тут, то там еще стоят отдельные колончатые постаменты, бюсты и драгоценные вазы. Прекрасная домовая церковь почти полностью разграблена и пуста. А в соседней комнате более или менее разрозненно валяются многочисленные роскошно изданные Библии, иконы, подсвечники, духовные книги, утварь, картины и вышивки. Здесь же стоит целый ряд портретов маслом XVIII века, среди которых мы находим известного прибалтийского немца – Отто Вильгельма фон Бока, мы забираем эту картину с собой.

Через несколько часов они вернулись к майору,

передаем ему для лучшей сохранности обнаруженные книги с