в их бесконечном поединке. Они избегали друг друга и почти не разговаривали, но Бет видела, что взгляд Лили всегда следует за Джулианом, едва он появляется в поле ее зрения, и выражение ее глаз Бет не нравилось.

В тот год пропал Дэвид.

Он был кем-то вроде садовника. Летом за лужайками и садами ухаживала небольшая бригада рабочих, но зимой работал только Дэвид. Он приходил в конце каждого месяца и за несколько часов срезал высохшие однолетники, убирал с дорожек снег и лед, сгребал в кучи старые листья. Он должен был прийти через день после Рождества, но так и не появился. Через несколько дней стало ясно, что он пропал, но никто не знал, что с ним случилось. Может, внезапно уехал из города. Но он был всего лишь садовником, и, хотя его исчезновение оставалось загадкой, Джулиан и Мариана больше о нем не вспоминали.

Лили уехала домой двадцать восьмого, и в тот раз Бет радовалась ее отъезду, радовалась, что больше не видит этого равнодушного взгляда.

Дэвида нашли только в конце апреля – изломанное тело под скалой. Установить, сколько он там пролежал, было невозможно, но явно не меньше нескольких месяцев. Его смерть объявили самоубийством, но Бет грызли смутные сомнения. Лили… Она никогда не видела Лили рядом с Дэвидом, не видела, чтобы та смотрела на него или разговаривала с ним. Нет, это невозможно. Какая могла быть для этого причина? Никакой.

Бет отбросила подозрения и больше об этом не думала.

На следующий год Лили приехала без синяков, похудевшая, с заострившимися скулами и торчавшими тазовыми костями. Лили исполнилось семнадцать, и жить с приемными родителями ей оставался год.

– В новой семье на меня почти не обращают внимания, – сказала она. – Позволяют делать все, что я хочу.

– А что случилось с предыдущей? – спросила Бет.

– Неприятности, – ответила Лили, и впервые за несколько месяцев Бет вспомнила о Дэвиде.

– Какие неприятности? – спросила она, чувствуя, как в животе комом сворачивается страх.

– Неважно, – покачала головой Лили. – Люди причиняют себе неприятности. Сами виноваты. Пошли крутить колесо на лужайке.

Они уже много лет не устраивали таких состязаний, и Бет совсем не хотелось подходить к краю обрыва прямо сейчас, помня о Дэвиде и его изуродованном теле. Но она подчинилась и крутила колесо у самого края, задыхаясь от холодного воздуха и волнения. И через некоторое время снова забыла о Дэвиде.

Вечером сестры сидели в новой комнате Бет – несколько лет назад она переехала из детской спальни в комнату для подростка дальше по коридору, хотя прежняя спальня осталась нетронутой, – и слушали пластинки на проигрывателе. Лили сидела на новой большой кровати, скрестив безупречные ноги, туго обтянутые джинсами. Ее грудь выделялась под тканью полосатой водолазки, растягивая красные и синие полоски.

– Я кое-что тебе привезла, – сказала Лили.

Бет оторвала взгляд от пластинки Нила Даймонда, которую ставила на проигрыватель, – Лили говорила, что у нее отвратительный музыкальный вкус, но Бет не разделяла ее мнения, – и увидела, что Лили протягивает ей на ладони маленькую белую таблетку.

– Возьми.

Бет посмотрела на таблетку с опаской. Спиртное из богатого винного бара Джулиана и Марианы они с Лили таскали уже не один год, но таблеток Бет еще не пробовала.

– Для чего она?

– Для кайфа, глупышка, – сказала Лили. – Для настоящего кайфа. Лучше, чем все, что я когда-нибудь пробовала.

Кайфа Бет не хотелось. Хотелось слушать пластинки и напиваться, когда родители не следят за баром. Совместный с Лили кайф ее не привлекал.

– Не знаю.

Лили прищурилась:

– Возьми.

Возражать Лили – опасная штука. Нужно найти правильный подход.

– Боюсь слететь с катушек, – сказала Бет. – Меня просто унесет. Ты же знаешь, мне немного надо, я не то что ты.

Лили рассмеялась – она была падкой на комплименты, но требовалось найти правильный тон, чтобы она ничего не заподозрила.

– Точно, – согласилась Лили. – Пока очухаешься, будешь на полпути в Калифорнию. – Она убрала таблетку, и Бет с облегчением выдохнула.

Она считала, что Лили тоже не следует принимать таблетки, чем бы это ни было. Но не собиралась раздражать сестру. Это будет уже слишком. С Лили нужна осторожность.

Несколько часов спустя, посреди ночи, они вывели из гаража велосипед Бет. Потом пошли к соседнему дому, где жила девушка, только что уехавшая учиться в колледж, и забрались в незапертый гараж. Лили взяла велосипед девушки, и они поехали кататься, поднимаясь на холмы и ныряя вниз, в сырость и холод своего района, проносясь мимо темных домов, где спали богатые люди.

Каждая захватила по бутылке вина: Лили – красное, а Бет – белое.

– Какая девочка горькая, а какая сладкая? – спросила Лили, подражая старой игре Марианы, когда увидела, какое вино взяла Бет.

– Маленькие девочки могут быть всякими, ты же знаешь. Ты должна выбрать.

– Кроме того, нас должны съесть, – сказала Лили. – Больше мы ни на что не годимся.

Холодный ветер колол щеки Бет, и от него слезились глаза, но ей это нравилось. Ей нравилось, как от дождевой мороси намокает шерстяная шапка и кончики волос, нравилось, как немеют пальцы в варежках на руле велосипеда. В это время, посреди Рождественской ночи, весь мир принадлежал им обеим. Они могли быть кем угодно, делать что угодно, и никто их не остановил бы.

– Кем ты хочешь стать? – спросила Лили, когда они остановились и прислонили велосипеды к мокрой скамейке в парке, чтобы сделать пару глотков вина. – Актрисой? Певицей? Кем?

Бет пожала плечами. Ее будущее было туманным. Она была симпатичной, но никакими особыми талантами не обладала. Не умела петь, танцевать или сочинять. Голливуд снимал такие фильмы, как «Бутч Кэссиди и Санденс Кид» и «Беспечный ездок», но это были фильмы о мужчинах. Она прочитала книгу «В дороге», которую в поисках красивой жизни и запретных чувств стянула из библиотеки, но нашла там лишь компанию парней, путешествующих по стране и приезжающих к подружкам, когда им нужно где-то остановиться. Бет не хотела быть подружкой, которая принимает несчастного парня, кормит его, дает ему денег, спит с ним, после чего тот уезжает навстречу другим приключениям и другим женщинам. Это совсем не походило на свободу, на свободную любовь. Это было скучно.

– Ты должна стать кем-то, – сказала Лили.

– Зачем?

– Иначе в девятнадцать лет родители выдадут тебя замуж, а в двадцать у тебя будет ребенок. И все. – Она снова посмотрела на Бет пустым взглядом. – Хотя, может, именно этого ты и хочешь.

Бет разозлилась. Ее щеки горели.

– Нет, – сказала она. – Я не хочу закончить как мать. И не хочу забеременеть, как она.

– Никуда ты не денешься. У тебя даже будет муж, который станет зарабатывать кучу денег и