— Как нехорошо с его стороны! Надо стрясти с него тройную цену за испорченное произведение искусства, — улыбнулся Тойбрел, добавив серьёзно: — Разговор, насколько понимаю, сложный вышел?

— Да, отец. Если раньше Ликкарт говорил то, что я хочу услышать, то теперь всё вышло с точностью наоборот. Соглашался и даже дельные вещи предлагал, но ощущение, что действительно с другим человеком разговариваю. И что самое бесячее: Ладомолиус пытался заигрывать со мной, будто бы ничего не было и мы впервые встретились! А я… Я не знала, как себя вести! Ты с дядюшками не готовили меня к подобному!

— Упокойся, Ирисия, не ты одна. Жанир с Соггертом говорят то же самое. Пусть, слава богам, непутёвый Ладомолиус и не заигрывал с ними, но постоянно ломает их тактику разговора, основанную на прошлом опыте общения. Постепенно начинаю верить, что Ликкарт реально переродился и уже не тот ублюдок.

— Ага! Не тот, а другой! Ещё неизвестно, какой из них хуже! Он умудрился в конце разговора признаться мне в любви! Снова! Какой подлец!

— Понятно. И вот тут саранданская ваза…

— Разбилась!

— Забудем о ней. Теперь же хочу услышать не девичьи причитания, а делового человека, которой я поручил важное задание.

Ирисия моментально собралась, сверкнув своими бирюзовыми глазами, и уже без эмоций, чётко, сухо стала докладывать:

— Ридган Ликкарт Ладомолиус посетил меня чуть меньше часа назад. Были достигнуты договорённости о совместном сотрудничестве. Как и было заранее условлено, изображаем из себя влюблённую пару, втайне от Вас, канган Звейницилл.

— Каковы твои дальнейшие шаги?

— Ждать первого хода от Ликкарта Ладомолиуса. После якобы перерождения его поведение не укладывается в привычное русло, поэтому стоит внимательно понаблюдать за ридганом. Доверия этот человек не вызывает. Всё осложняется тем, что является ключевой фигурой в плане, им же и придуманном.

— Подробнее о Ладомолиусе.

— Непредсказуем. Умён. Умеет менять тему разговора на выгодную ему и явно беспринципен. Маловероятно, но не стоит сбрасывать со счетов, что может играть не на нашей стороне, действительно подбираясь к Вашему трону через меня. Наблюдения поверхностные и будут дополняться во время дальнейшего общения с ним.

— Отлично! Что ещё хочешь интересного добавить? Можно уже личное, — поинтересовался Тойбрел, опять превращаясь в отца.

— Честно говоря, жалею, что влезла во всё это… — вздохнула Ирисия.

— Можем прекратить в любой момент, доченька.

— Будь я кем-то иным, а не одной из рода Звейнициллов, то с удовольствием согласилась на подобное предложение, отец. Но… «Дело начато и его нужно завершить достойно!» Ты ведь так любишь говорить? Тем более, моя вина в том, что происходит, ненамного меньше Ликкартовой, а свои ошибки необходимо исправлять. Из-за моей влюблённой дурости чуть было не пострадал Свободный Вертунг! Хороший урок на будущее…

Тойбрел встал из-за стола, подошёл к дочери и обнял её.

— Нисколько в тебе не сомневался! Нашу кровь даже вином не разбавить! А что до влюблённости… Ещё встретишь приличного человека и вы полюбите друг друга по-настоящему.

— Нет, папа, — уткнувшись в широкую отцовскую грудь, горько произнесла Ирисия, — всем чего-то от меня надо будет, и не стоит о приличности говорить. Если брак — только по расчёту, раз уж никуда не деться.

— О! Эта песня мне известна! — рассмеялся канган, усаживая её на диван. — Впервые я исполнил её в пятнадцать лет, когда меня охмурила одна прекрасная, но очень циничная особа! Твой дед вовремя заметил неладное и провёл небольшое расследование, с результатами которого поделился. Мир померк! Несчастнее меня была только свежевыловленная рыба! Потом подобное повторилось через год, и так с небольшими паузами ещё несколько раз. В какой-то момент я настолько разуверился в женщинах, что сам стал с удовольствием их использовать. Ты знаешь, как я познакомился с твоей матерью?

— На приёме во дворце. Подробностей ты мне не рассказывал, а мама не успела…

— Не рассказывал, потому что история не очень красивая вышла… Значит, дело было так! Действительно, твою мать встретил на каком-то из многочисленных приёмов, мной же и устроенном. Уже выпил хорошо… От горя или от радости — не помню, но с кем-то там в очередной раз расстался. Смотрю, идёт такая красотка неприступная… Я за задницу её и ущипнул ради смеха. Хохотнуть успел даже, а потом мне в глаз прилетел крепкий кулачок. Ходил после него кривой и с огромным фингалом.

— Это мама?!

— А кто ещё?! Правда, она тут же извинилась.

— За что?! — воскликнула заинтригованная Ирисия.

— За то, что нос не сломала. Она, оказывается, не в глаз метилась.

— А дальше?!

— Скандал, суета! Приём сорван окончательно! Почти рундину приходил в норму. Вначале была настоящая ярость оттого, что какая-то фаранда* Миралия Жизилус, чей род ютился где-то в конце третьей сотни знатности, опозорила меня. Потом ярость сменилась интересом, почему она поступила именно так, а не воспользовалась, пусть и идиотским, но вниманием наследника престола Свободного Вертунга, как делают все. А следом пришло удивление от понимания, что, оказывается, ей плевать, кто я такой. Знаешь, мне впервые тогда заехали по морде, и ведь ведала же кому врезала! Последняя стадия моих тугодумных раздумий совпала с очередной попойкой. Жанир, участвовавший в возлиянии, подкинул «умнейшую» идею поехать и покорить сердце строптивой барышни. Соггерт, правда, отговаривал, но вместе с нами залез в карету и мы, пьянющие, отправились к дому Жизилусов.

— Кошмар!

— Кошмар только начинался, доченька! Пропустили важных особ беспрепятственно. Дядюшки, которые тогда ещё были не дядюшками, а сопливыми юнцами, остались в карете допивать недопитое, а я ломанулся в покои Миралии и сразу заявил ей, что не гневаюсь и готов осчастливить шикарной ночью!

— Отец… — отодвинулась от Тойбрела Ирисия. — Только не говори мне, что в результате её на свет появилась я…

— В результате её я научился быстро трезветь! Твоя будущая мать спустила огромного пса, который гонял меня по всему дому. Я же улепётывал, как последний трусливый заяц! На заднице до сих пор шрам от укуса! Закончилось всё позорным сидением на шкафу и мольбами убрать собаку. Миралия смилостивилась и увела пса.

— Добрая у меня мама! Я бы не согласилась!

— А она и не хотела — прибежавшие родственники уговорили. Мой отец, канган Крэт Звейницилл, узнав об инциденте, вызвал всё семейство Жизилусов к себе. Потом при них так отчитал меня, что слова портовых грузчиков лирической поэмой покажутся. Виртуозно ругаться — это у нас семейное. Заставил извиниться, как последнего борга[27].

— Ты извинился?

— Не сразу. Твоя будущая мать воспротивилась, сказав, что это наше личное дело и не стоит устраивать из него прилюдное балаганное