Так и хочется сказать: «Эти двое — чертовы Твиделдам и Твиделди»[2].

Братья Голденштерн явно с детства изучали не только несколько языков, искусство фехтования и прогнозирование логических ходов в шахматах, но и нейролингвистическое программирование, которым оба владеют одинаково виртуозно. В их умелых руках, точнее мозгах, если так можно выразиться, пластичной и податливой становится любая женщина. Дьявольские кукловоды, вечно соревнующиеся между собой.

Но Эльзе еще есть чем их удивить, а даже если нечем…она любой ценой это сделает.

— Тебя так сильно тронула моя предсмертная записка, моя нимфа? Точнее, той части меня, которую я предпочел убить. Или это слезы счастья, Эльза? Не каждой выпадает такой шанс — вернуть любимого с того света, — поддев ее подбородок, слегка сжимает его, заглядывая в бесконечно большие и глубокие глаза цвета Тиффани.

Потрясающий генофонд.

Мужчин всегда с неимоверной силой влекут настолько красивые и яркие женщины, именно, потому что на подсознательном уровне ухоженная и холеная самка воспринимается ими как идеальный и абсолютно здоровый сосуд для продолжения рода. Леонель четко осознает, почему Эльзу не портит даже такой видимый эффект, как огромный заживший ожог, занимающий большую часть спины и плеча с одной стороны. Любой мужчина, который будет смотреть на нее обнаженной, в последнюю очередь обнаружит дефект, несмотря на то что среднестатистическая женщина увидит его сразу и найдет его уродливым.

— Я не понимаю, как это возможно, — девушке с трудом удается сформировать свои мысли. Голова становится тяжелой, словно мозги внутри черепной коробки загустели до состояния желе. — Я хочу все вспомнить. Я не понимаю, если это правда…как ты мог стереть нас, — Эльзу не покидает ощущение того, что она внезапно оказалась в шоу «за стеклом», где главной целью создателя является ничто иное, как препарировать ее разум.

Окончательно свести с ума.

— Ты поступила также с нашим сыном, — голос мужчины звенит, как осуждающий клич разгневанного Божества, что вот-вот начнет швырять свои грозные молнии в разные стороны.

При этом, он даже не повышает тона, умело управляя голосом, используя его вместо гипнотического маятника.

Или ей кажется, и она просто не хочет смотреть правде в глаза? Возможно, проще поверить в то, что Джеймс — зажравшийся, избалованный психопат, решивший однажды сыграть с ней спектакль «Тихая гавань в далеком лесу»?

— Как? — едва ли не задыхаясь от ужаса, до последнего отрицая правду, шепчет Эльза. Губы тяжелеют, едва двигаются, при этом сердце трепещется в груди, подобно голубке, зажатой в капкане рук.

— Очень просто. Ты тоже выбрала не помнить его. Проще придумать любую альтернативную реальность, чем жить с мыслью, что ты виновна в гибели сына, — всего несколько слов, предложений…а эффект такой, словно девушку ничком швырнули на плаху.

— Я прекрасно его помню, Джеймс! — ее истошный крик кинжалом разрезает сгустившуюся энергию напряжения, циркулирующую между ними. — Его жизнь — все, что имеет для меня значение. Он жив! О какой гибели идет речь?

— Как удобно, прикрывать свою блядскую натуру, сломанную психику и жажду бабок любовью к «потерянному» сыну, — усмехается Леонель-Джеймс. Неприкрытое осуждение ранит девушку острее любого лезвия, распарывая ее затянувшиеся шрамы.

И память…вновь рассыпается на осколки.

Ее ногти с остервенением врезаются в ладонь Леона. Потянув его руку вниз, девушка резко встает на ноги, стремясь поравняться со своим обвинителем.

Их взгляды встречаются, глаза теперь находятся на одном уровне. Как бы сильно она ни была растеряна, сломлена и подавлена происходящим, она больше не может позволить ему обращаться с ней, словно с подопытной крысой, которая должна выйти выход из запутанного лабиринта.

Даже бывшему (?!) мужу. Даже мужчине, являющимся одним из самых-самых богатейших и влиятельных людей на земле, если не самым влиятельным. Она, конечно, слышала, о том, что правящих теней несколько, но едва ли это имеет сейчас какое-либо значение. Одним больше, другим меньше. У Леона есть доступ к ее свободе, по крайней мере она все эти годы считала именно так.

Ничто не способно сломать человека сильнее, чем в миг разрушенные ожидания.

Все это время, Эльза искренне верила, что ведет в этой шахматной партии, несмотря на сильнейшего противника. Но он, в лице господа, или Леонеля Голденштерна, осуществил чертову рокировку в самый неподходящий момент, поменяв все положение игры на черно-белом поле.

— Не смей так говорить со мной, — шипит девушка, бросая мужчине вызов. Леонель предчувствует, что взбалмошная пантера так и жаждет наброситься на него в попытке постоять за себя.

Но Леон слишком долго наблюдал за ней, чтобы не осознать одну простую вещь: самая опасная вещь в арсенале этой хищницы — руки, с помощью которых она и обводит многих зевак вокруг пальца. Что ж, стоит действовать ее же методами.

Поймав запястья девушки, он с силой разворачивает ее к себе спиной. Заламывает руки в районе поясницы Эльзы и сцепляет их наручниками.

— Ты очень вспыльчивая, Элиса. Как истинная плохая девочка. Знаешь, в чем проблема? Я предпочитаю хороших и послушных. Меня возбуждает покорность, но не рабыни, а королевы. Возьми на заметку, — прижимая ее к своему мощному телу, произносит Леон. Его возбуждает не она, а нечто другое — пресловутое предвкушение победы в раунде. Драгон обязательно увидит, как он в самое ближайшее время распакует ее из обрывков платья и поимеет пару похотливых отверстий девушки. — Тебе придется вновь об этом вспомнить, — шепчет, едва касаясь губами мочки аккуратного ушка.

Шелковистые волосы щекочут его ноздри, и это, к его удивлению, приятно.

Просто секс давно перестал возбуждать пресытившегося всеми его видами Леонеля Голденштерна. Только ощущение победного триумфа и абсолютной власти способны довести его тело до истинной эйфории.

— Ты следил за мной все последнее время? — пытается выяснить «его правду» Эльза. — Допустим, ты стер себе память. Если это так, то как это возможно? И если ты в итоге вспомнил обо мне, то почему не нашел меня раньше? — ей необходима правда, как воздух.

— Теперь ты готова к разговору, не так ли? Разве не за этим, тебя так тянуло ко мне? — одна его ладонь накрывает ее живот в районе пупка, другая — грубо берет в плен подбородок. Ее скованные сталью руки немного давят на нижний пресс, но ему нравятся оттенки боли.

— Ты все знаешь? Полагаю, ты знаешь Кэсс? Она работает на тебя? Ты хотел, чтобы я попала к тебе? — жаль, Голденштерна не посадить на чертов полиграф, как это недавно проделал с ней Драгон.

— Разумеется. Ведь именно она рассказала тебе обо мне. Про нашу семью очень редко пишут в СМИ, мы тщательно охраняем свою приватность и неприкосновенность. Все, что есть у масс — лишь догадки и теории. Она вложила тебе в голову оказаться здесь. Она использовала прием, который ты сама так сильно любишь. Внедрение идей в чужое сознание.

— Но зачем? Зачем тебе вся эта игра?

— Игры с сознанием — одна из моих одержимостей, Эльза. Это семейное. Для меня нет ничего увлекательнее, чем эксперименты над людьми, в том числе и над самим собой. Период, проведенный с тобой в глуши штата Вашингтон, был тоже для меня особым экспериментом. Мне было интересно, способен ли я на чувства. Или я могу лишь имитировать их? Эксперимент удался, если судить по трогательному предсмертному письму. Очевидно, ты была мне дорога, и я на какое-то время потерял контроль, — у девушки уже голова кружится от происходящего.

Круг за кругом, раскрываются все новые и новые карты. Казино куда полезнее для психики, чем этот кошмар.

— Хочешь сказать, наша жизнь, наш сын — всего лишь игра и эксперимент?

— А ты никогда, не думала, о том, что наше счастье оборвалось подозрительно резко. В один день, эти люди просто пришли и напали на нас. Как по заказу…никогда не думала, о том, что это может быть моих рук дело? Чисто теоретически. Не утверждаю, что это так.

Грудь Эльзы