От взгляда мужчины меня бросает в жар, кости до ломоты горят под кожей. Ноги не держат меня, пространство калейдоскопом вращается вокруг моей оси.

У мужчины…который так пристально, внимательно, и до невозможного одержимо разглядывает меня лицо очень хорошо знакомого мне человека.

У него лицо Джеймса.

Нет, не так: у него. Лицо. Джеймса.

Моего погибшего мужа.

Человека, у которого есть могила, на которую я долгое время приносила цветы, когда у меня еще была такая возможность.

Я не понимаю…

В моей крови точно наркотики.

Мужчина встает с антикварного кресла, всем своим видом, напоминающим трон, и хватается за изгородь балкона, продолжая смотреть на меня.

Опускаю взгляд вниз, пытаясь побороть тошноту, вызванную шоком.

Это Джеймс. У меня нет никаких сомнений. Я так долго изучала его лицо на тех самых совестных фотографиях, что хранила в альбоме. Тот самый альбом, который украла Кэсс. Мой драгоценный осколок памяти, что важнее миллиона долларов.

Хотелось бы, чтобы этот альбом сейчас был у меня на руках.

Серые глаза, для многих блеклые и бесцветные — но для меня, самые завораживающие в мире, обещающие и загадочные.

— Триста пятьдесят тысяч, — словно сквозь вату доносится до меня.

Четыреста, пятьсот, кто больше?

— Шестьсот тысяч по телефону. Шестьсот тысяч — раз. Шестьсот пятьдесят тысяч! Шестьсот пятьдесят тысяч — раз. Шестьсот пятьдесят тысяч — два, — причисляет ставки Аарон, пока я пытаюсь собрать себя по частям.

— Миллион сразу. Миллион долларов — раз, миллион долларов — два. Миллион долларов — три! Продано! Платье уходит к мистеру Голденштерну. Поздравляю, Драгон, — еще одним выстрелом в сердце звучит голос Аарона.

К мистеру Голденштерну? Мать вашу, что здесь происходит?

Мне кажется, мое сердце вот-вот разорвется от недоумения.

Голова кружится с невероятной скоростью, но я все же успеваю схватиться за кафедру и не упасть.

— Тебе плохо? — шепчет Аарон, замечая мое состояние. — Что происходит, Эльза? Тебе нужно полежать. За сценой есть комната отдыха.

Я смотрю в зал и концертирую взгляд на Драгоне. Он выжигает кровавые стигматы на моем теле, явно выражая таким образом свой гнев и ярость. Я не понимаю, почему он так смотрит на меня. Вариантов немного.

«А» — он зол, что на меня пялится весь зал, поэтому немедля купил платье, перекрыв ставки.

«Б» — он в ярости, от того, что я сбежала из отеля и попала сюда без его помощи.

Но и это, черт возьми, неважно, потому что миловидная блондинка начинает виснуть у него на шее и покрывать поцелуями его шею. Внутри меня все немеет, превращаясь в лет. Удушающая ревность вонзается в душу льдистыми иглами.

Я вижу, что между ними стерты все границы на языке тела. Так может быть, только если двое уже трахались.

И не то, чтобы кто-то кому-то принадлежит, но меня почему-то все равно выворачивает.

Вдруг, Драгона и его шлюху окружает охрана, закрывая мне весь обзор на этих двоих.

— Аарон, — едва ли не задыхаясь, спрашиваю. — Почему ты назвал мужчину, купившего платье Голденштерном?

— Потому что он Голденштерн, — пожимая плечами, добивает меня Аарон. — Один из братьев Голденштерн. Правда, он полукровка, но все же. Артур, Лео, Драгон…те самые братья Голденшерн. Видимо, его любовнице понравилось твое платье.

У меня земля в который раз за вечер просто исчезает под ногами.

Я вспоминаю фотографию, которую нашла в кабинете Драгона. Сопоставляю факты. Невероятные и ужасающие. Словно разыгранные кем-то по сценарию и нотам, но тем не менее, факты.

Вот и ответ, почему Джеймс и Драгон знают друг друга. Они, мать их, братья.

И оба из них сейчас находятся в этом зале.

Я даже не знаю, что меня удивляет больше. То, что мой муж, кажется (а я все еще не могу в это поверить), жив. Или то, что Драгон оказался Голденштерном.

Или, черт возьми то, что мой муж — жив, и он тоже Голдештерн.

Как такое возможно? Бог — лучший режиссер или кто-то вмешался в этот сюрреализм?

Я бы и рада прилечь в комнате отдыха, прийти в себя и отправиться за ответами на свои вопросы. Но у меня нет такой возможности.

Внезапно, в зале раздается какой-то подозрительно пугающий хлопок. В следующую секунду все вокруг начинает затягиваться дымом, который я определяю как газ.

Возможно, просто усыпляющий. Возможно, несущий пары яда и смерть. А может, это просто спец эффекты, как в ночном клубе и сейчас начнется какое-то пранк-шоу, призванное вызвать эмоции пубики.

Времени размышлять нет. Чтобы это ни было, это действие явно направлено на то, чтобы отвлечь внимание.

Я достаю из сумки платок, накрываю им рот и фактически вслепую нахожу запасной выход. Когда за твоими плечами есть опыт выживания в огне, ты первым делом в общественных местах обращаешь внимания на такие вещи. Я всегда глазами ищу огнетушитель и второй выход, заранее простраивая план побега на случай чрезвычайного происшествия.

В зале начинают кричать и задыхаться. Вокруг царит паника. Мне удается пробраться в безопасное место, я толкаю плечом дверь и попадаю в сад. Падаю на газон, пытаясь вдохнуть полными легкими свежий воздух.

Боже, что за жесть происходит. Остановите это. Что? Что это?

В момент, когда я пытаюсь встать, меня окружают люди в черных костюмах и темных очках. Их лица обезличены, натренированные тела — одинаковые, как у завербованных солдат.

Мужчины хватают меня за плечи, пытаясь увести в сторону. Берут меня, скручивая запястья за спиной. Я не собираюсь сдаваться, пытаясь применить несколько приемов из восточных единоборств, но их слишком много.

— Кто вы? Куда вы меня несете? Что происходит? — мой рот насильно затыкают кляпом после этих слов. Мне остается лишь мычать, содрогаясь всем телом.

Я уже не понимаю, что происходит. Вся реальность превращается в сплошное размытое пятно. Я ненавижу каждый миллилитр шампанского, что влила в свой желудок, но ничего не исправить. Людей в черном становится еще больше, в какой-то момент они вступают в схватку между собой.

Я не понимаю, что происходит. Ей Богу. Вспомнить бы все…

— Вы не на его территории, — слышу сквозь толстый слон тумана в моей голове. — Проваливайте, — короткий приказ.

Меня тащат по траве в сторону. Сначала, мне кажется, что я ослепла от действия газа, а потом, я ощущаю на своем лице плотную повязку, из-за которой не вижу происходящего. Только чувствую коже траву, слышу, как рвутся и отлетают детали платья…

— Отнесите ее ко мне, — я не знаю, какие эмоции вызывает во мне этот голос. Он не кажется мне знакомым, и это нормально. Но я знаю, кто его произносит. Чувствую. И подтверждая мои догадки, он добавляет: — Все будет хорошо, Элиса.

Мое сознание проваливается в бездну небытия, и путешествует там до тех пор, пока я не пробуждаюсь на чем-то более-менее мягком. То ли матрац, то ли тахта. Разлепив веки, я осознаю, что очнулась в комнате, напоминающую мне художественную мастерскую.

Каждый квадратный метр здесь заставлен картинами. Отличительная черта этих произведений искусства в том, что они поразительно красивы, но изображены на них ужасные вещи.

Пожары, взрывы, природные катаклизмы, окровавленные деньги. У художника явно нет своего стиля — он копирует всех по чуть-чуть, творя в разных стилях: от ренессанса до постимпрессионизма. На многих картинах запечатлены религиозные мотивы, на других — сюжеты мифов и древних фантазийных легенд. Такое чувство, что на окружающих меня холстах запечатлена вся история нашего мира, разные ее отрывки, хаотично разбросанные по большому залу.

На полу расстелен огромный холст, словно вместо ковра. Художник только начал работу с цветом над данной картиной, и пока мне трудно понять, что на ней изображено.

Глава 3

Предвкушение.

Такое красивое и объемное чувство.

Леонель Голденштерн давно