Шрифт:
Закладка:
«Деревянный сарафан» – еще одно излюбленное выражение моего начальника, обозначавшего обыкновенный гроб.
Я позволил себе усмехнуться и заметить:
– Так у нас без гроба закапывают.
Начальник недовольно глянул на меня и рявкнул:
– Для тебя, остряк изготовим. За прошлые заслуги.
13 октября, 17 часов 40 минут. Стена Московского Кремля
Иосиф Сталин, хозяин всей земли советской, и ближайший его соратник, председатель Совета народных комиссаров Вячеслав Молотов, прогуливались по широкой кремлевской стене. Два вождя передвигались по пешеходной дорожке, вдыхали холодный воздух, временами останавливались у мерлонов и смотрели вниз, на набережную, по которой сновали редкие автомобили.
Сталин в фуражке, привычном для себя френче, шароварах и мягких кавказских сапожках. И в шинели, конечно, погода стояла осенняя. Молотов – в фетровой шляпе, костюме, сшитых на заказ кожаных ботинках и двубортном пальто.
Сталин держал в зубах не трубку, а незажженную папиросу, смотрел строго вперед, вышагивал неторопливо и солидно, как и положено всевластному правителю. Молотов шел рядом, почтительно отстав на полшага (как бы в знак признания превосходства и величия Хозяина) и не отрывал от его профиля преданного взора.
– А тебе не жаль, что не стали воевать мы с немцами, Вячеслав? По глазам вижу, что жаль. Скажешь, я не прав?
– С какой стати мне жалеть, Коба? – вздрогнул Молотов.
– Ну, как… Ты же не любишь фашистов? Или любишь? – Глаза Сталина ехидно сощурились, и он ловким движением языка переместил папиросу из одного угла рта в другой.
Молотов бросил тревожный взгляд на рябое лицо Хозяина, на котором отчетливо читалась недобрая усмешка. Почувствовал, как у него вспотели ладони, и он судорожно вытер их о брюки. Ткань хорошо впитывала пот. Быстро прикинув, какой ответ ждет от него Сталин, председатель правительства рискнул продемонстрировать независимость и самостоятельность мышления. А иначе зачем с ним Хозяину общаться? Не поддакивать же все время.
– Я фашистов не люблю, Коба, как и ты. Только нечего начинать войну с бухты-барахты. Сначала надо подготовиться. С другой стороны, грохнули бы эту актрисулю, и это внесло бы ясность во всю ситуацию. Разрубило бы узел противоречий.
– Ну, скажем, не актрисулю, это кинозвезда первой величины, – уточнил Сталин. – А вообще, мысль интересная.
Это приободрило Молотова, и он расхрабрился.
– Нам нужны ясность, четкое понимание наших действий, чего мы хотим, кто друг, а кто враг. Сейчас мы дружим с немцами, но не воюем вместе с ними, и это наводит их на подозрения… А англичане и американцы все больше считают нас противниками. Как-то хочется определиться. Я понимаю, что это сложно, тут нельзя спешить, но иногда жизнь решает за нас. Вот если бы немецкая актриса погибла, какие были бы последствия? Гитлер легко сделал бы вывод, что все это мы подстроили и нарочно заманили ее к себе… Чтобы убить и ему досадить, и он тогда напал бы на нас. А мы ему дадим мощный отпор. Появится возможность сотрудничества с американцами и англичанами, а это перспективно. Так или иначе, все определится и можно будет бить в одну точку.
– В одну точку, это хорошо, – благосклонно согласился Сталин. И дождавшись, когда Молотов вздохнет с облегчением, как бы невзначай бросил: – А разве мы можем себе позволить бить только в одну точку? Забыв о других? Разве наши враги этим не воспользуются?
Молотов промолчал, сжимая в кулаки потные ладони.
– Точек должно быть много, хотя нельзя забывать, какие приоритетные сейчас. В данный исторический момент Германия наш друг и союзник. Германия, а не США и Англия. Знаешь, почему?
Молотов все видом своим показал, что знает, но не уверен в основательности своих знаний и потому с нетерпением ждет, когда его просветит несравненно более проницательный и мудрый Хозяин.
– Если с американцами и англичанами взойдем на вершину, избавиться от них будет архисложно. – Порой Сталин вставлял в свою речь это крылатое ленинское «архи»: архисложно, архиважно, архиподло… – Очень большой вес и надежный фундамент в народе у них имеется. У Гитлера этот фундамент тоже есть, но не настолько прочный. Потому что у него много мусора в голове, и он его в реальную жизнь вбрасывает. Вся эта мистика, эзотерика, арийцы, индусы, тибетцы… Не понимает, что любые народы можно использовать, всем мозги прочистить, на всех опереться, а не создавать себе врагов из целых наций. Это ему еще аукнется. И с ним тогда легче будет справиться. Я чувствую. Но пусть дело свое сделает вначале. Ослабит демократов, поможет нам подняться на вершину.
Молотов всем своим видом показывал, что обратился в слух.
– Я тебе вот что еще скажу… Ясность – дело хорошее, но не нужно создавать ее искусственно, штурмовщиной, стахановскими методами. Иначе впросак попадем и не мы этой ясностью воспользуемся. Она ведь у немцев тоже появится. Надо дождаться, пока эта ясность сама вызреет, естественным манером, уловить этот момент и первыми им воспользоваться. Да, война все упростит. Это так. Но я войны не хочу. Поэтому рассматриваю ситуацию со всех сторон. Она многогранная. Во всём есть свои плюсы и минусы. Вот мы сейчас в мире живем, но положение шаткое, неустойчивое. Рано или поздно гром грянет, и мы к этому должны подготовиться. Пока еще не готовы, нужно время. Поэтому с упрощением погодим. Не в наших это интересах. Это сейчас в интересах англичан и французов, может, даже Гитлера. Может ему нужен повод для агрессии. Может, его люди всё это покушение и подстроили. Может такое быть?
– Может, – согласился Молотов. – Но маловероятно.
– Верно, маловероятно, но исключать такой вариант не будем. Другой вариант, и это уже гораздо вероятнее, что покушение – дело рук англичан, которые хотят стравить нас с Адольфом. И у них тут есть свои сторонники…
– Чекисты всех выявят и обезвредят, – вскинул голову Молотов.
– Адольф мне в трубку вчера полчаса визжал. Я его успокоил, сказал, что исполнителя ликвидировали… Но тут, конечно, не в исполнителе дело, нужно заказчиков искать.
– Выявить и обезвредить, – повторил Молотов. – Арестуем, устроим процесс, публичный, с журналистами и деятелями мировой культуры. Фюрер останется доволен.
– Насчет процесса – посмотрим, – не спеша проговорил Сталин. – Найти нужно сначала. Можно и процесс, если живыми останутся.
15 октября, 10 часов 20 минут. Кабинет начальника Отдела особых операций
Кристина Беккер удобно устроилась в кресле начальника