Мы же последовали прочь из особняка.

Выходя за ворота, я последний раз оглянулся на дворец. На балконе спальни убитого князя высилась провожающая нас взглядом черная фигура Голодова. Промышленник улыбался.

0011

– Какова тварь! – в сердцах высказался я, сев в локомобиль.

Раздраженный и злой, я кинул взгляд сперва на отдаляющийся особняк, а затем на силуэт дворца Промышленного совета, тонущий в дымной пелене далеко под нами.

Меня трясло. Все, чего я хотел сейчас, – заехать в мастерскую кого-нибудь из художников, заказать портрет Голодова, чтобы затем, повесив его на стену, хорошенько потренироваться на нем в стрельбе из револьвера. Впрочем, эту мысль я с сожалением отбросил. Ведь я был выходцем из благородного рода Остроумовых, ведущего начало еще с той поры, когда Небесный град Архангельск стоял на земле, а значит, вкус мой был воспитан безукоризненно, и портрет главы Промышленного совета я мог бы приобрести лишь у очень хорошего живописца. А при жалованье в двести двадцать рублей в месяц, включая проездные и квартирные деньги, это бы пробило в моих финансах такую брешь, что и думать было страшно.

Впившись в рычаги, я повел локомобиль в сторону подъемника.

– Виктор, о чем говорил Голодов? – мягко спросила меня Ариадна. – Про вашего отца, я имею в виду.

– Это не важно.

– Виктор, – повторила Ариадна и повернулась ко мне, смотря на меня своими синими глазами.

– Это дела не касается, – повторил я.

Ариадна не ответила ничего. Просто продолжила сидеть в той же позе, немигающе глядя на меня.

Так прошла минута. Вторая. Третья. Я сдался и вздохнул.

– Ариадна, ну ты же журналы в архиве читала? Газеты. Ты сама все знаешь.

– Знаю. Но я не вижу никакой логики в действиях вашего отца. Его поступок был откровенно глуп, но глупец не мог быть назначен верховным навигатором Небесного града Архангельска. Значит, есть лишь одно объяснение – я не знаю всей правды.

Так что там случилось? Я имею лишь общую информацию о том, что двадцать один год назад, в ночь перед началом Третьей Уральской войны, он выдал положение Небесного града Архангельска коммунарам, из-за чего город подвергся ракетному удару, вызвавшему огромные жертвы и разрушения. За эти действия Порфирий Остроумов и был судим и заключен пожизненно, вместе с остальными людьми, что ему в этом помогали.

– Все верно. – Я вздохнул и машинально взглянул на далекую, кутающуюся в клубах чадного марева Петропавловскую крепость. Поколебавшись, я все же начал говорить: – Дело в том, что я сам не до конца знаю все. Есть две версии, официальная и вторая, которой я очень… Очень хочу верить. Впрочем, ее никто и никогда не признает.

В те годы все так же, как и сейчас, шло к войне. Даже вопросы были почти теми же, что и сейчас. Павел Второй надеялся решить конфликт быстрым ударом и за одно лето взять Пестельград. К Уралу начали стягиваться войска. Небесный град Архангельск не только город-храм, это же еще и, по сути, одна из главных баз нашего воздушного флота. Конечно, перед войной он курсировал на границе с Декабрией. Оттуда велись наблюдения. Флот готовился к ударам. По официальной версии, отца завербовали коммунары, и вместе с рядом других людей он смог изменить курс города. В ночь перед началом войны Небесный град Архангельск оказался над зенитными батареями коммунаров. После этого сопровождающий его флот был уничтожен, а на город рухнули ракеты.

– Вы верите в это?

– Это официальная и удобная всем версия.

– А неофициальная?

– Слишком много людей отвечают за то, как город плывет по небу. Нельзя просто так изменить курс. Город осознанно направили в глубь Декабрии. И шел он к ее столице. Ты знаешь, какая грузоподъемность у Небесного града Архангельска? В отличие от дирижаблей почти бесконечная. Ходили слухи, что незадолго до этого в город доставили огромный груз бомб, начиненных Гнилью. Тогда это все объясняет – в первую ночь войны планировался удар по столице коммунаров.

Представь: на спящий город посреди ночи рушатся десятки тысяч зарядов. За несколько десятков минут всю трехмиллионную столицу покрывает облако спор.

К утру Пестельград стал бы огромным зараженным кладбищем, а война бы, несомненно, очень и очень быстро была выиграна.

Только вот мой отец как один из главных людей в городе про все это узнал. Но, кажется, узнал он об этом слишком поздно. В любом случае, когда Небесному граду Архангельску оставалось уже меньше трехсот верст до Пестельграда и он пролетал над основными зенитными позициями коммунаров, отец и его люди зажгли прожекторы на куполах храмов и дали набат.

Ну и ты, наверное, представляешь, что было дальше. Я не знаю, что испытали коммунары, когда увидели, что над их головами плывет небесный град и половина императорского флота в придачу. Но когда они пришли в себя, то ударили по городу всеми ракетами, которыми могли дотянуться.

Наверное, Господь нас хранил. Когда по тебе бьют сотни зенитных ракет, гибель четырех тысяч гражданских – это очень небольшие потери. И эти жертвы понести было куда лучше, чем если бы три миллиона людей, что жили в Пестельграде, погибли в одну ночь. Но это тоже всего лишь версия. И версия эта считается у нас в империи крайне маргинальной. Вот такая история.

Я посмотрел на Ариадну. Она молчала.

– Наверное, можно установить правду? – наконец спросила напарница.

– Можно. Да только она никому не нужна. Есть официальная версия, и ее переписать не позволят. Теперь, когда все провалилось, никто не пожелает признаться в попытке использовать Гниль против гражданских.

В не лучшем настроении мы вернулись в сыскное отделение. Заставив себя выкинуть из головы безрадостные мысли о прошлом, я занялся обдумыванием дела. Парослав Симеонович присоединился через пару часов. К этому моменту все детали произошедших убийств уже сложились в моей голове, кирпичик за кирпичиком встав на свои места.

Асмолов – командир дворцовых гренадер, верной охраны императрицы, обер-охранитель Зареносцев контролировал не только прессу, но и целую сеть осведомителей. И наконец, попытка убить императрицу и Трубецкого, командира самой верной короне военной части, которая в случае переворота точно бы встала на защиту монархии. В империи готовился переворот. И конечно же, готовился он совсем не революционерами.

С такими мыслями я пришел в кабинет к шефу. Дослушав меня, сыщик пожал плечами:

– Виктор, давай без обиняков – все, что ты сказал, очевидно и так. И конечно, не только я в курсе. Семь лет назад, по смерти Павла Второго, власть Голодова и его совета была почти абсолютной. Но чем взрослее становится наша императрица, чем больше вокруг нее собирается верных людей, тем сложнее Промышленному совету ее контролировать. И слухи о том, что они переворот готовят, давно ходят. Другое дело, что мы не ожидали, что все так резво пойдет.

– Мы? – переспросил я.

– Мы. Люди, помнящие, кому мы давали присягу. – Парослав Симеонович внимательно посмотрел на меня. – Сегодня вечером мы будем обсуждать все случившееся в Летнем дворце. Императрица просила тебя захватить с Ариадной. Но я сразу скажу, у меня-то что, меньше года до пенсии. И заслуг немерено. Если переворот и случится, дальше имения моего со щучками меня Голодов не отправит. А вот тебя, Виктор, он в порошок зубной разотрет, а затем куда-нибудь в острог