class="p1">– Похоже, данный агрегат сделал верные выводы – это семь, – раздался с порога скрипучий старческий голос. Царапающий, холодный, он казался намного менее живым, чем механический голос Ариадны. – А потому сейчас вы уберетесь отсюда вон – это восемь.

Я обернулся. На пороге спальни стоял высокий старик в битумно-черном плаще. Его бледное лицо, закованное в сталь узких очков, выражало брезгливость. Глаза же были лишены всяких эмоций. Безжизненные, они напоминали два черных мазутных озерца.

Всемогущий глава Промышленного совета Евклид Варфоломеевич Голодов собственной персоной посетил место убийства.

Оглядевшись от дверей, он вошел в спальню. Мягко заработали скрытые под костюмом промышленника силовые приводы. Голодов был уже очень и очень стар, но бесчисленное множество механизмов, которыми дополнила его тело Инженерная коллегия, лишали тело промышленника всякого намека на дряхлость.

Постукивая увенчанной шестиглавым орлом тростью, Евклид Варфоломеевич подошел к нам. Следом за ним в зал черным роем проник сонм чиновников совета и охранников промышленника. Не обращая внимания на свою свиту, Голодов навис над министром внутренних дел.

– О чем вы думали, когда их сюда допустили? – холодно спросил старик и указал тростью на нас с Ариадной.

По лицу министра побежал пот.

– Ну, я жду ответа, молодой человек, – строго потребовал Голодов.

«Молодой человек», которому было уже за пятьдесят, вытянулся перед главой Промышленного совета еще сильнее.

– Я их не вызывал, – попытался оправдаться министр.

– Хорошо. Я вам верю, милейший мой. – Губы Голодова сложились во что-то отдаленно напоминающее улыбку. Мазутные глаза остались такими же мертвыми. – А почему вы их сюда допустили? Суховеев, вы что, умом тронулись на работе? Это же Остроумов, сын главного государственного преступника. И вы, миленький мой, его сюда впустили, сюда, где на мою императрицу покушение чуть не случилось? Я что, ошибся, может быть, когда вас на должность ставил? И ладно сын государственного преступника, а с ним кто рядом? Агрегат! И чей? Инженерной коллегии! Вы в здравом ли уме, голубчик? А если за покушением не революционеры стоят, а кто-то из Инженерной коллегии? Почему такой вариант рассмотреть нельзя? Там же интриган на интригане сидит, а ими всеми Серафим Мороков погоняет.

Белый как известка министр внутренних дел счел за лучшее промолчать.

– В общем, – подвел итог Голодов. – Этих двоих вышвырнуть отсюда и к расследованию не подпускать на выстрел корабельного орудия.

Министр внутренних дел, совершенно подавленный гневом главы Промышленного совета, спешно закивал. Голодов же обратился к моему шефу, который уже кипел, но из последних сил сдерживал себя.

Промышленник примирительно улыбнулся:

– Парослав Симеонович, милейший, при всем моем к вам бесконечном уважении, но разве я где-то не прав? Мне докладывали, насколько хорошо Виктор и выданный ему агрегат справились с делом в Оболоцке, но сейчас стоит вопрос о безопасности моей императрицы. Промышленный совет ее оберегать и защищать клялся. Да что Промышленный совет? Для меня лично государыня что внучка родная, и вы уж поймите меня, не могу я подпустить к ней ненадежных людей. Права я такого не имею. Сын главного изменника не может заниматься подобным расследованием. Батюшка его войскам коммунаров положение Небесного града Архангельска раскрыл, и мне страшно подумать, что его сын революционерам открыть может. Нет, Остроумов будет тут не уместен. Никак. Совсем.

Думаю, еще пара фраз, и терпение Парослава Симеоновича бы лопнуло, приведя к самым плохим последствиям, однако в этот миг шеф жандармов шагнул вперед.

– Я считаю, что сын за отца не отвечает. – Князь Белоруков пожал плечами. – Да если бы и отвечал, знаете, я коммунаров ненавижу люто, как, я надеюсь, и все здесь собравшиеся, однако решение отца Виктора Порфирьевича уважаю. Да, нашу страну он предал. Но мы же оба знаем почему. Если уж так подумать, как священник он поступил правильно. И как человек тоже. Или вы, может быть, спорить будете?

В спальне мгновенно повисла абсолютная тишина.

Министр внутренних дел на всякий случай отошел от князя Белорукова.

Губы Голодова сжались в тончайшую линию. Он шагнул к князю. Князь тут же шагнул к Голодову.

– Вы мне что-то хотите сказать? – Шеф жандармов с интересом посмотрел на главу Промышленного совета. – Я вас не боюсь. Или вы меня, может быть, обвинить в неверности престолу хотите? Все здесь собравшиеся знают, что нет человека более верного монархии, чем я. И нет из собравшихся здесь никого, кто сильнее оберегает империю от революционеров. Верно?

Голодов чуть прищурил глаза.

– Возможно, и верно. Знаете ли, Аврелий Арсеньевич, все возможно в нашем мире. Он так устроен. Даже возможно, что шеф жандармов вдруг взял да и убил Трубецкого. И императрицу мою убить попытался. А знаете, из-за чего? Из-за ревности. Все ведь в этой комнате знают, кто у Екатерины бывший фаворит. Только вот одно неизвестно. Из-за чего у вас с ней разрыв вышел? Соглядатаи мои утверждают, что из-за того, что Екатерина к вам охладела, жестокость ваших методов наблюдая, а вот графиня Лесецкая, девочка моя, она мне недавно шептала, что дело было в слабости вашего темперамента, мол, из-за этого отношения у вас не сложились. Право, не знаю, кому верить.

Голодов выкашлял сухое подобие смешка. Шеф жандармов отшатнулся как от пощечины. К лицу князя Белорукова прилила краска, а его рука непроизвольно коснулась эфеса шпаги.

Телохранители промышленника демонстративно, даже с некоторой ленцой, абсолютно не считаясь с должностями присутствующих, обнажили оружие.

– Вам это с рук не сойдет, Голодов. Клянусь вам, – бросил шеф жандармов и вышел из зала прочь. Глаза его сверкали.

Голодов почти по-человечески улыбнулся и обернулся к Парославу Симеоновичу:

– Молодежь. Что с нее взять. По мне, нельзя людей младше семидесяти на такие посты ответственные ставить. А что до Остроумова… Если вам, Парослав Симеонович, так хочется использовать мальчишку, ладно, чисто из уважения к вам, пусть тогда отработает версию с тем, что убийца – это князь Белоруков. Наш шеф жандармов подозрительнейший тип, между нами говоря. Ясно, что тут либо революционеры убийство устроили, либо он. Третьего-то не дано, верно? Вы на этого Белорукова посмотрите. Не обманывайтесь, ну верен он империи побольше нас всех вместе взятых, и что? Сами же видите, как глазищами сверкал. Он себя в руках держать не умеет. Это же Отелло. Мавр настоящий, даром, что руками бел. Вы со мной согласны, надеюсь?

Министр внутренних дел мгновенно подстроился под главу Промышленного совета.

– Парослав Симеонович, именно так. Отличная же мысль, пусть Остроумов отработает эту версию. Все версии отработать надо. Давайте так и устроим. Мудрое решение.

Глава Промышленного совета снисходительно кивнул Суховееву. Затем еще раз изобразил примирительную улыбку и развел руками:

– Видите, и министр внутренних дел так же, как я, считает. Я-то что, дилетант, а Суховеев же профессионал исключительнейший. Как с ним поспорить, верно, Парослав Симеонович? Да и нельзя начальству перечить, верно?

Я с тревогой увидел, что цвет лица моего шефа стал полностью идентичен цвету знамен коммунаров. Каким-то абсолютно титаническим образом, приложив больше сил, чем удерживающий небесный свод атлант, Парослав Симеонович сумел удержать себя в руках, после чего быстро вышел из зала. Мы с Ариадной поспешили следом.

Дав нам указание отправляться в сыскное отделение, кипящий и чуть ли не клокочущий Парослав Симеонович отправился