Шрифт:
Закладка:
– Да и живите, мне-то пофигу, – сказал я. – С ума только не сходите.
– Нам не требуется твое разрешение, Сергей Волков. Ты… и твои друзья… вы тоже можете вступить в Сумрачный Круг. Места хватит всем. Но если вы не с нами, уходите прочь.
– Это еще неизвестно, кому тут места хватит. Так-то это наш дом. Слышишь, Вероника? Почему он тут распоряжается? Пусть сам отсюда валит.
Я готов был поспорить, что моя сестра совсем не любит этого Маркеса. Она всегда была врединой… но не дурой.
Но Вероника ответила печально:
– Ему некуда идти. У него квартиру темныши сожгли.
– А его родители? – спросил я зачем-то.
– Они и были его родители.
Маркес сумрачно посмотрел на нее. Скрипнул зубами.
– Это не имеет значения, – пробурчал он.
– А что имеет?
– Грядущее, что нас ждет, – он опять заговорил внятно и нараспев, как душный проповедник. – Да, мы страшимся всего неизвестного. Мы боимся тьмы. Но чтобы не бояться, нужно просто встать на ее сторону. А когда мы победим, тьма станет светом!
– Где-то я это уже слышал. Погоди… может, тебя тоже Гройль обработал?
– Не знаю, о ком ты. Доктор Флориан Штарк посетил наше собрание. Он объяснил мне, что делать. И чего не делать.
– Чтоб ты знал, вчера мы подстрелили этого доктора. Еле сбежал от нас на трех лапах. Не веришь? Жалко, видос было некогда снимать, а то бы показали.
Марк вылупил на нас свои глаза, блестящие, как пуговицы:
– Вы решились выступить против доктора Штарка? Вы… крейзи?
– Никакой он не доктор. Просто недобитый фашист. Плюс ко всему кидала и провокатор.
– Мне все равно, – сказал Марк, отрешенно глядя в потолок. – Он дал мне шанс.
– А таблетки тебе тоже он дал?
Маркес поморгал и покраснел. Не исключено, что я попал в точку.
– Это тоже не имеет значения, – сказал он. – Лучше уходите. У вас-то все равно никаких шансов нет.
Дан легонько щелкнул предохранителем карабина. Ружье, как вы помните, было не заряжено, пусть об этом и знали только мы.
– Шанс есть всегда, – сказал Даник.
Марк не ответил. Развел руками и широко улыбнулся, как папа римский, который заранее отпускал нам все грехи.
Глядя на него, барабанщик тоже осмелел и взялся выстукивать какой-то бодрый ритм на своем ящике. И тогда пятеро молчаливых сектантов затянули новый куплет – а может, припев, я не знал:
Тьма внутри
Свет, умри
Take my hand
We’re off to never-never land
– Окей, – сказал я. – Нам тут делать нечего. Поехали.
* * *
День перевалил за середину, когда мы загнали наш автобус на подземную парковку у хрустальной башни.
На посту охраны Лиза просто опустила стекло и улыбнулась. Наверно, нейросеть знала ее в лицо: металлические столбики перед нами провалились сквозь землю, зато поднялся шлагбаум. Где-то далеко коротко прозвенела сигнализация, извещая кого-то о нашем приезде. Я удивился, но не слишком.
Пока мы понимались на этаж к Антону Оскаровичу, Дан изумленно озирался.
– Топовое место, – оценил он.
Вот и господин Смирре встретил нас в безупречном костюме и начищенных ботинках. Только лицо у него было слишком уж помятое, будто он не спал всю ночь… как мы. Только по другим причинам.
Мне показалось, что он не слишком-то рад нам. Но мне могло и показаться.
– Как дела в «Эдельвейсе»? – спросил он, глядя прямо на меня. – Как поживает уважаемый директор? Неужели лагерь остался без руководства?
Я выдержал его взгляд. А вот Даник почему-то смутился.
Вместо нас ответила Лиза:
– Было бы лучше, папа, если бы этот лагерь вообще сгорел вместе со своим директором.
Он сделал шаг к ней. Ласково обнял за плечи:
– Не говори так. И не злись. Я догадываюсь, что вам пришлось пережить.
– Могли и не пережить, – сказала Лиза. И сбросила его руку.
Господин Смирре помрачнел. Посопел. Наконец сказал неохотно:
– Доктор Флориан был здесь. Незадолго до вас.
Теперь понятно, почему он такой встрепанный, подумал я.
– Понятно ему, – покосился на меня Антон Оскарович. – А вот мне как раз не очень понятно. Доктор сообщил мне, что он готов распустить весь ваш лагерь, не дожидаясь конца смены.
– Интересно, почему, – сказала Лиза.
– Теперь у него другие планы. Так он сказал. Если честно, это меня беспокоит даже больше, чем раньше. Беспокоит, как никогда. Хорошо, что вы успели… вернуться.
– Скажи лучше: сбежать.
– Вот именно. А еще ваш директор потребовал… если вы окажетесь здесь… задержать вас под каким-либо благовидным предлогом. Он пояснил, что вы ведете себя неподобающим образом и вас необходимо наказать. Это его слова.
– И ты нас задержишь?
Господин Смирре прищурился.
– Ты слишком плохо обо мне думаешь. Хотя я сам виноват… но на твой вопрос я отвечу: нет. Я сделаю иначе. Мы можем себе позволить взять небольшой отпуск. Махнуть в родные места… на известный тебе курорт… и переждать, пока ситуация не прояснится. Скажу даже больше. Мы уезжаем прямо сейчас.
Лиза посмотрела на меня. Потом снова на отца. И спросила:
– У нас только два места?
– Только два плюс багаж. Начальство ставит жесткие рамки. Так что, дочка, прощайся со своим принцем. Его служба закончилась, – тут он развел руками. – Ну да, мне очень жаль. Я тоже к нему привык. Это больно – рубить волчонку хвост, но лучше делать это сразу, а не по частям. Впрочем, наш герой получит щедрую компенсацию лично от меня. И спорить сейчас не надо, это мое последнее решение.
Я и не спорил. Я старался, чтобы на моем лице не дрогнул ни один мускул. Даник, который стоял рядом, сдерживаться не стал. Ему-то в этой истории вообще ничего не светило. Он цинично усмехнулся:
– Все как обычно. Взрослые рулят. Хотя целый город уже провафлили.
Антон Оскарович сделал вид, что не понял. Лиза побледнела, и на ее лице проступили веснушки. А еще она немножко покусала губы. И от этого стала еще симпатичнее. Извините.
– Я тебя услышала, папа, – сказала она. – Но если ты хочешь знать мое последнее решение…
Антон Оскарович посмотрел на нее очень внимательно. А она неожиданно улыбнулась.
– Знаешь, папочка… ты уж извини… но я всегда считала тебя довольно трусливым и гадким. Вот и мама так думала… наверно, за это ты ее и бросил? – ее голос прозвенел металлом, но лишь на мгновение. – Так вот. Кажется, я тебя недооценивала. Ты большой молодец. И никакой не трус. Ты не побоялся доктора Флориана… взял и сам все решил. Ты настоящий человек, папа. То есть сверхчеловек…
Пока она так говорила, Антон Оскарович краснел и