наружную дверь и очутились в коридоре, изогнутом кривым коленом. Доплыв до стены и сделав поворот направо, трое аквалангистов изменили курс и стали двигаться в противоположном направлении. Миновав несколько метров, они обнаружили проем, который оказался выходом в зал. Осветив помещение лучами мощных фонарей, акванавты увидели впереди себя некое подобие барьера. Подобравшись к нему ближе, они поняли, что перед ними ряды деревянных ящиков. Фрибус жестом отдал приказ, и пловцы принялись обследовать помещение. Сделав не один круг вокруг коробов, они обнаружили несколько входов в комнату, но, памятуя инструкцию, не стали заглядывать в смежные помещения. Никаких признаков минирования обнаружено не было, что порадовало Александра. Приблизившись вплотную к пеналам, он завис над ними и принялся искать ящик с повреждениями. Его напарники остались в стороне, наблюдая за действиями руководителя звена.

Фрибус насчитал три ящика, у которых недоставало нескольких верхних досок. Два из них стояли вплотную, а один находился с противоположной стороны. Именно из него и выцарапал Фрибус небольшой предмет величиной с ладонь. Осветив вещицу лучом фонаря, Александр разглядел ее пристальнее. Она оказалась выточенным то ли из слоновой кости, то ли из камня, то ли из еще какого-нибудь иного поделочного материала геммой мужчины в сагуме.

„Солидный профиль, – подумал Фрибус, вертя миниатюру в руках. – Видать, не из простых был“. Он поднес камею к маске. Теперь он не сомневался: это деталь Янтарной комнаты. „Ну конечно, это же янтарь! А что же еще!“

Оставшись удовлетворенным своими логическими способностями, радиоинженер спрятал находку в прикрепленную к поясу специальную сумочку и, махнув сопровождающим, отправился в обратный путь. Через две с половиной минуты они уже достигли шлюзовой камеры, и после того как из нее ушла вода, дверь перед ними открылась, и их впустили в зал. Их тут же обступили люди в синих комбинезонах, помогая им снять дыхательные аппараты. Стащив с головы маску и тряхнув мокрыми волосами, Фрибус вдохнул полной грудью хоть и не свежий, но отличный от баллонного кислорода воздух. Почувствовав на себе пристальный взгляд, он обернулся и увидел стоящего за спинами сотоварищей Штютера со скрещенными на груди руками. Александр едва заметно кивнул, прикрыв при этом глаза. Этот сигнал был истолкован верно, и руководитель группы, сделав несколько шагов вперед, приблизился к подчиненным и произнес:

– Поздравляю с успешным началом водного цикла нашей операции. – И добавил, обратившись непосредственно к Фрибусу: – Вас, Александр, я жду у себя. – И он, развернувшись на сто восемьдесят градусов, стал медленно удаляться с гордо поднятой головой, как и подобает триумфатору.

Скинув ласты, Фрибус заспешил в импровизированную штаб-квартиру Штютера, оставляя за собой следы мокрых ног. Войдя в каморку босса, он задержался у порога, пытаясь понять настроение Штютера. Но тот оставался внешне бесстрастным.

„Ну и выдержка! – подумал Фрибус. – Я бы на его месте прыгал до потолка и орал нечеловеческим голосом. А ему хоть бы хны!“

Войдя в пределы крохотного помещения, экс-гражданин Советского Союза остановился почти в его центре, где столбом возвышался владелец унаследованного от отца завода по производству автомобильных фильтров.

– Нашли? – безразлично спросил Штютер.

– Да. – Фрибус дернул молнию на поясной сумочке и протянул находку баварскому промышленнику.

Самообладание изменило Густаву Штютеру. Его глаза вспыхнули, и он слишком поспешно выбросил руку вперед.

„ Ну вот, заволновался“, – подумал Фрибус.

– Я сделал, как вы приказали, – начал он. – Район местонахождения ящиков, к нашему счастью, не заминирован. Мы не обнаружили никаких следов взрывчатых веществ, а прочесали все основательно. Выставлены ящики в несколько рядов и в три яруса. Обозначения и надписи не разобрать: вода и время сильно попортили краску, да и саму древесину. – Фрибус замолчал. Ему показалось, что своими словами он только мешает руководителю экспедиции любоваться рельефным портретом из янтаря.

– Продолжайте, Александр, я вас внимательно слушаю. – Штютер жестом предложил помощнику сесть и сам тоже опустился на раскладной стульчик. – Говорите, говорите.

– Доски во многих местах подгнили, ящики фактически непригодны для транспортировки и хранения в них ценностей.

– Заменим на другие.

– Я обнаружил три повреждённых ящика, в одном из которых я и взял эту вещицу. Сопровождающие меня парни не видели, что именно я вынул из ящика и положил в свою сумочку.

– Это голова римского воина, – с улыбкой на лице объяснил Штютер. – Так указано в описании Янтарной комнаты. Какая тонкая работа, какое изящество линий, какая красота!

– Мастерски выполнено, – в унисон патрону сказал Фрибус, хотя не испытывал никакого эстетического наслаждения. Его интересовало другое. – Герр Штютер. Теперь, когда мы наконец обнаружили Янтарную комнату, скрыть от людей истинное содержание ящиков для меня представляется чрезвычайно проблематичным.

– Не берите в голову, Александр. Объявите людям, что это экспонаты кенигсбергского музея. Пусть думают что хотят. И надо торопиться. Пообещайте всем двойную оплату. Это их подстегнет!

Глава двадцать девятая. Подозрительный вагончик

Веригин принимал душ и с наслаждением подставлял свое крепкое, молодое, мускулистое тело струйкам теплой воды. Он мысленно перенесся в Москву, в свою квартирку на Рабочей улице, в тихом районе хрущевских пятиэтажек, где прошла вся его жизнь. Стены осиротели после его отъезда, а допотопный неказистый диван наверняка тосковал по нему, как старый преданный слуга по доброму хозяину. Максим не был Обломовым, но свой диван обожал. Он мог валяться на нем часами с книжкой в руках или пялясь в экран тоже доисторического телевизора легендарной марки «Рубин». Дома у Веригина практически все было отечественного производства, и сам он был отечественного производства. И эта родственная связь вещей и человека была разорвана, потому-то Максим в последнее время остро ощущал, как не хватает ему его плохонькой квартиры и плохоньких вещей. И он чувствовал и знал наверняка, что оставленные им дома предметы тоже ждут с нетерпением возвращения своего владельца, ждут, словно живые.

Веригин взбил на голове пену и воткнул в шевелюру пальцы, вороша ими волосы, будто сено вилами. Растревоженные массажем кожи черепа мысли зашевелились и стали расползаться в разные стороны. Воспоминания о московской квартире провалились в пропасть, уступив место череде быстро сменяющихся цветных слайдов с запечатленными на них событиями недавнего прошлого.

Это двадцать пятое лето в жизни Веригина, еще не подойдя к своему пределу, уже навсегда заполнило собой страницы его памяти. Такие яркие события, переживания и потрясения, отпечатавшиеся несмываемой краской, становились неподвластными безжалостным зубам склероза. Они превращались в золотой фонд воспоминаний.

Сунув голову под душ, парень принялся смывать шампунь. Вдруг от неожиданности он вскрикнул, дернулся всем телом и едва удержался на ногах, вцепившись пальцами в края ванны, чтобы не упасть. В открывшиеся глаза хлынула пена, раздражая слизистую.