– ЧужаяЖертва, – ответила она невозмутимо. – ЧужихТрогатьНельзя. НайдиСвоюИОхоться.

Я встал от визора и теперь уже пристально изучал Раннэ. Она смотрела на анклав, делая вид, что не замечает моего внимания.

– Сколько раз ты участвовала в Бурях? – спросил я.

– Четыре, – ответила она мгновенно. – ИМнеНеСтыдно. НеВсемПовезлоКакТвоейЖенеРазжитьсяМужчиной. БуряМеняетТебяНоЖитьСтановитсяПроще.

– Ты все помнишь?

– Нет. – Раннэ покачала головой. – Ощущения. Образы. ВкусКрови. ЧувствоПобеды. ГоречьНеудачи. Настоящее.

– То есть ярче, чем обычно, так? – уточнил я.

– Гораздо, – ответила Раннэ, повернулась ко мне и неожиданно схватила меня, обняла и поцеловала, прижавшись всем телом, и почти тут же оттолкнула и принялась плеваться. – ФуФуХейс!

– Я отмоюсь, – пообещал я. – Если выживу.

На губах остался ее вкус: сладковато-кислый. Меня будоражило все происходящее; общее настроение насилия и азарта, охватившее анклав и до недавнего времени больше пугавшее меня, неожиданно переплавилось в некое странное возбуждение.

И если бы здесь не было дяди, а запах его слюны не вызывал у Раннэ такого отвращения…

То я бы здесь, конечно, никогда не оказался.

– Племяш, у меня есть план. – Дядя вышел из кустов, вырывая меня из сумбурного потока мыслей. – Нам нужно за площадь Неизвестной Матери, у Южных Ворот. Там над створками в стене окно.

– ОноБронированное, – с легким презрением заметила Раннэ.

– Стекло бронированное, – согласился дядя. – А вот пластик, насколько я вижу, обычный. Надо сломать пластик и открыть механизм створки. Я знаю фабрику, на которой делают эти окна, в молодости был на ней на экскурсии. Не уверен, что вспомню, как именно и что надо поворачивать, но это единственный шанс.

– СЧегоТыВзялЧтоОкноОткрываетсяВообще? – Раннэ явно не нравился план. Подозреваю, она хотела, чтобы мы остались здесь, на крыше, до конца Бури.

– Тридцать лет назад открывалось, – сказал дядя. – Мы с приятелями немножко занимались контрабандой. Жить как-то надо было.

– Ты из богатой семьи! – возмутился я. Мне лично не приходилось ни воровать, ни заниматься контрабандой.

– У меня были дорогостоящие пороки, – прямо сказал дядя и посмотрел мне в глаза, показывая одновременно, что ему плевать на мнение Раннэ и что выбора у меня все равно нет.

– ДоКонкурсаНеУспеем, – обреченно сказала Раннэ.

– Как раз во время Конкурса пойдем, никто и не заметит, – ответил дядя.

Они переглянулись, понимая друг друга: он – чего опасается собеседница, она – на что собеседник рассчитывает.

– Конкурс? – уточнил я.

– Кульминация Бури, – ответил дядя. – Самые удачливые загонщицы, поймавшие жертв, собираются вместе со своими командами. Несколько площадей в городе забивается такими командами до отказа, лидеры выходят в центр и начинают давить.

– Давить?

– ПоказыватьСебя. ФеромоновыйБой. МогутОратьИлиТолкаться. НоЧащеСтоятМолчатПоОднойСбегаютПроигравшиеОстаетсяОднаСамаяСильная.

– Чем это опасно? – уточнил я.

– До момента выбора – почти ничем, – ответил дядя. – А потом начинается безумие. Вся эта история называется «Конкурс красоты», и в момент, когда выбрана победительница, она спускается с помоста, ее целуют, обнимают, прикасаются к ней…

– ЭтоОченьЯростноВсеБезумно, – вмешалась Раннэ. – ИОченьЛично. ОниСтановятсяСемьей. ПочтиУВсехПроисходитБлескВнутриБури. ЕслиКтоТоЧужойЗатесалсяДажеЖенщинаВБуреНеИзЭтихОтрядов… ИхУбивают.

– Нам надо пройти сквозь них в момент выборов, – сказал дядя. – Им будет плевать на нас.

– НоЕслиВыборыБудутКороткимиНасУбьют.

Я кивнул. Насколько я понял, выборы могли длиться как пару минут, так и несколько часов, это зависело в первую очередь от силы тех, кто участвовал в «Конкурсе красоты».

Нам могло повезти – а могло не очень.

Раннэ смотрела на меня, она считала, что решить должен я. Что ж, я подошел к сумке с Ягайло, присел, взял лямку на одно плечо, затем встал и почувствовал, что дядя помогает мне довесить сумку на вторую руку.

Обернулся – но это был не дядя, а Раннэ.

Спуск оказался в чем-то проще, а в чем-то сложнее. Проще – тем, что было не так тяжело и гвоздь не вбивался в раненую голову.

Тяжелее – тем, что меня слегка мутило и я иногда ловил себя на мысли, что не понимаю, где я и что делаю, а значит, в любой момент мог отпустить стальную перекладину и упасть.

Внизу дядя забрал у меня сумку, и дальше мы пошли за ним. В какой-то момент дядя встал, вытащил у меня из кармана бутылку с распылителем и начал на меня пшикать.

Раннэ всем видом показала, что ей это отвратительно, отошла на десяток шагов и отвернулась, а затем еще несколько сотен метров держалась поодаль, но потом все же приблизилась на расстояние вытянутой руки.

В какой-то момент я увидел лежащего в кустах у дороги обнаженного окровавленного мужчину и устремился было к нему, но Раннэ тут же дернула меня обратно. Я даже не узнал – жив он или нет.

Однажды нас обогнала женщина с горящими глазами, в рваной майке и очень длинной, но изодранной юбке. Она так быстро пробежала прямо между нами с Раннэ, а потом скрылась во тьме впереди, что я даже не успел понять, молодая она или старая.

Скоро стал слышен гул, потом мы вышли к площади, метров сто на сто, с высоченным памятником Неизвестной Матери.

Памятники эти, как правило, копировали старинные фигурки, найденные при археологических раскопках древних женских поселений. Обычно у фигуры были налитые, свисающие вниз – иногда довольно сильно – груди, полный живот, крепкие ноги.

Но именно у этой статуи была фигура стареющей высшей – то есть грудь была большой, но лишь чуть проседала под своим весом, а живот, хотя и не лишенный полноты, все же не был безобразно большим, как у многих других Неизвестных Матерей.

Правая половина лица была уверенной, даже чуть хищной – а левая сплющена, наверняка точно так же, как у найденной в раскопе древней фигурки.

А еще эта Неизвестная Мать держала в руке гигантский факел, в котором горело мощное газовое пламя, освещая все вокруг.

Площадь была заполнена женщинами целиком, а в центре, на помосте с тремя столбами и цепями – здесь явно перед Бурей была та самая экзекуция, – стояли шесть женщин, напряженно глядя друг на друга.

Я не мог их разглядеть, я был слишком далеко, но физически чувствовал, насколько они сильны, яростны и прекрасны. И я знал, что должен остаться здесь и выбрать и поддержать самую сильную и прекрасную из них…

Раннэ протащила меня через всю толпу. Ни на нее, ни на дядю «конкурсантки» такого сильного влияния не оказали, и ни я, ни они не поняли, почему это я вдруг решил, что вхожу в местную охотничью стаю и должен помочь с выборами.

Я пришел в себя, когда уже приблизились к воротам, – толпа осталась сзади, метрах в пятидесяти.

Около ворот, на груде сломанных ящиков, в куче осклизлого яблочного жмыха, лежал труп, изломанный и окровавленный. Меня чуть не вырвало, и я отвернулся, даже