– Охолонись, – вспомнил я слово, которое когда-то слышал в Торжке же и которое мне тогда очень понравилось, но в родном дистрикте – в Твери – было совершенно не к месту. – Все понятно.

По взгляду на мужичка было видно, что охолоняться он не собирается и что внутри он все больше и больше распаляется, словно подбирает аргументы для меня – и когда подберет самые действенные, которыми сможет сжечь меня на месте, тогда и выскажет.

Тем временем мужичок вкатил мое ложе в какую-то конуру, метра два на пять, с запахом хлорки и остаточным – застарелого мужского пота. По обеим стенам тянулись узкие двухъярусные кровати, по две с каждой стороны, а у окна располагался небольшой, но явно крепкий деревянный стол.

– Слезай, – недружелюбно предложил мужичок.

– Меня Володя зовут. – Я решил, что надо все же как-то завязывать отношения.

– Нормальное имя, – мрачно ответил собеседник, показывая, что друзьями мы уже вряд ли станем.

Я спустил ноги с каталки – до пола было еще сантиметров тридцать, пришлось соскальзывать. И это оказалось больно – от простого, в общем-то, движения сразу заболели ребра, перехватило дыхание, а еще остро пронзило голень.

Не удержавшись на ногах, я скрючился на полу. Было больно, но, подтянув ноги к животу, я нашел положение, в котором стало почти нормально.

– Не выеживайся тут, все равно не поверю, – заявил мужичок.

На мне была длинная женская сорочка – под колени любой девке, мне она доставала до щиколоток. Когда я упал, сорочка задралась, и я обнаружил у себя на икре странную конструкцию – небольшую коробочку с алым светодиодом, от которой прямо в мышцу шел провод, выходил с другой стороны и обхватывал ногу под коленной чашечкой.

Место, где провод протыкал мышцу, болело.

– Есть нормальная одежда? – уточнил я, даже не пытаясь встать.

– Найдем что-нибудь.

Мужичок подошел ко мне, опустился на корточки, словно собираясь поднять меня – хотя куда ему, хилому? – но сам понял глупость намерения, встал и вышел из комнаты, вытаскивая за собой каталку.

Постанывая, я перевернулся на колени, оперся на ближайшие нары, с длинным «а-а-ах!» привстал и залез на ложе, тут же сворачиваясь в клубок в поисках положения, где ребра будут болеть не так сильно.

При этом лечь получилось лицом к стене, я даже и пытаться перевернуться обратно не стал.

Некоторое время ничего не происходило, и я начал проваливаться в какой-то муторный сон, в котором я почему-то должен был родиться еще раз, из недр гигантской статуи Неизвестной Матери. Я плавал там в вязкой гудронной жиже, и мне было хорошо, а снаружи раздавался неразборчивый голос мамы, которая явно собиралась вытащить меня из моего уютного состояния.

– Вгржж! – рявкнул голос рядом, и это была не мать. Механический переводчик продублировал:

– Вставай, нам пора. Я Тиара.

Я попробовал перевернуться, и это вызвало каскад боли, которая прошла по мне кривой волной. Перевернуться удалось, и я даже смог сесть на кровати. Рядом стояла девка в офицерской форме самообороны, коренастая, мощная, с грубыми чертами лица, словно высеченными из гранита.

На койке напротив лежала стопка одежды: серые рубаха, штаны, белье – ужасные подштанники, судя по размеру, до колен – и светло-коричневые кожаные чешки.

Я с трудом встал – это было больно, но на удивление ноги держали – и прошел мимо Тиары к одежде.

– Мне надо переодеться, – сказал я хрипло.

– Переодевайся, я сняла напряжение, – равнодушно сказала она.

Видимо, это значило, что угрозы Блеска нет. Выбирая между дефиле в гигантской женской сорочке и переодеванием при офицере, я предпочел второе.

В сознательном возрасте я полностью обнажался только при Раннэ и – очень редко и ненадолго – при Айранэ.

Мне, наверное, следовало испытывать стыд или страх, но на удивление я не чувствовал ни того ни другого. Повернувшись спиной к офицеру, я снял сорочку, в последний момент не удержавшись от стона – было очень больно тянуться. Затем спокойно, не торопясь, надел подштанники, штаны и рубаху.

Под рубахой обнаружились две атласные ленты – белая и синяя. Вспомнив рассказ мужичка, взял синюю и намотал ее на плечо, засунув край ленты за намотанное.

Затем сел на кровать и – снова со стоном, не удержавшись – попробовал надеть чешки, но не справился, сгибаться оказалось тоже больно.

– Гржвх, – сказала Тиара, что тут же перевела коробочка у нее на поясе:

– Так мы до вечера провозимся.

Она встала передо мной на одно колено и ловко надела мне чешки, после чего вышла из комнаты, подразумевая, видимо, что я должен следовать за ней.

Я с трудом встал и обнаружил, что идти, в общем-то, могу. Тяжело садиться, ложиться, вставать и переворачиваться – но уж если встал, то двигаться хоть и больно, но не мучительно.

Довольно быстро нашел темп – не слишком быстрый, но и не совсем медленный, – при котором можно было хромать более-менее нормально.

Тиара убегала вперед, потом притормаживала, ждала, пока я почти нагоню ее, при этом кривила недовольно губы и снова уносилась, чтобы опять остановиться и ждать.

Я вышел за ней во внутренний двор общежития. Вечер ласковым закатным солнцем не доставал до низа двора-колодца, но освещал витражные окна третьего и четвертого этажей, а также верхушки тополей, росших внутри двора.

На вкопанных наполовину старых шинах, раскрашенных в яркие кислотные цвета, сидели полтора десятка девок-низших, все в форме офицеров женской самообороны, и у всех на кителях слева красовалась нашивка в виде красной соски.

«Соска, не пулемет», – понял я.

На груди у всех был еще шеврон с именем, группой крови и надписью «КМ». Тиара подошла к одной из сидящих, взяла у нее китель и надела поверх форменной рубашки, став практически неотличимой от остальных.

Некоторые разглядывали меня, тихо переговариваясь, другие делали вид, что не обращают внимания, но все равно нет-нет да бросали осторожные взгляды.

– Я пленник? – спросил я громко.

Тиара тут же вскинулась и в один прыжок оказалась возле меня, словно заслоняя от остальных.

– Ты гость, – перевел ее фразу коммутатор на поясе. – А я твой проводник… Гид по Торжку. Сейчас мы съездим на одну увлекательную экскурсию.

Все девки дружно грохнули смехом, – видимо, «экскурсия» предполагалась необычная. Два офицера приблизились и заговорили с Тиарой, но, конечно же, на неразборчивом, слишком быстром женском языке.

Отключенный рекогнайзер не переводил. У меня от стояния на месте заныли ребра, и я скрючился, чтобы стало чуть легче.

Через некоторое время подруги Тиары отошли, и она встала напротив меня, таращась в упор. Под ее взглядом я слегка