Тут же, словно сметенная ветром луковая шелуха, осыпались все мысли о женском и мужском, о боли, о моей судьбе.

Я вспомнил, что произошло вчера ночью, как мы пытались вытащить Ягайло и как он предал меня, заставляя сжечь самого себя.

Если бы Ягайло не убили – кстати, как это сделали? девки из спецназа бежали оттуда как от чумы, – то умер бы я.

И – что теперь с дядей? Он остался жив, – во всяком случае, я видел его в здравии перед тем, как потерял сознание.

А еще – почему меня не разорвали на части, когда я кинулся к матери, выбранной «королевой красоты»?

– В автобус, – потребовала Тиара, толкая меня в спину.

Передо мной встала плотная тетка в бронежилете поверх форменной рубахи и затараторила на верхней, женской речи, не пуская меня вперед.

Тиара что-то сказала, и через мгновение меня оттеснили в сторону, а две женщины стояли друг напротив друга и орали так высоко и быстро, как при мне, по-моему, еще не говорили ни разу.

Через пару минут они успокоились и меня пустили в автобус. Там крепко пахло женским потом, табаком и оружейной смазкой. Едва за мной закрылась дверь автобуса, как он тронулся, и я чуть не упал – Тиара в последний момент подхватила меня и протолкнула вперед, я прошел мимо первых двух рядов, когда сзади кто-то шлепнул меня по заду, что вызвало дружный женский смех.

Я выпрямился. Это было больно – в скрюченном положении ребра почти не тревожили, но если вытянуться – напоминали о себе каждый миг, реагируя на любое движение.

Но я не мог иначе, я выпрямился, будто проглотив палку, а лицо мое стало серьезным и сосредоточенным, словно я шел выпить чаю с любимым дядюшкой в новое кафе, в котором подавали обалденный стейк, и этим открытием я собирался поделиться с важным для себя человеком.

Я шел вперед между рядами, сверху с ручек свисали жилеты-разгрузки и броники, я переступал через рюкзаки и короткие, незнакомые мне винтовки без магазинов, закрепленные у сидений.

Меня толкали в бок, так чтобы я, по задумке ударившего, упал на девку в соседнем ряду, щупали за бедро, мне что-то говорили – без коммутатора, так чтобы все слышали, но при этом я не понимал.

Я умудрился удержаться и пройти, ни разу не упав, не обернувшись, не сбавив темп.

При этом в голове у меня было пусто и чисто, но, только сев на свободное место в конце автобуса, я понял: в самом начале я вошел в мужской транс. Он, в общем-то, и был рассчитан как раз на то, чтобы с минимальными потерями проходить через любые болезненные, страшные или монотонные ситуации.

При этом мужчины высшего класса отказывались от транса, считая его животным проявлением, и из любой ситуации старались вынести как можно больше, получив пусть и болезненный, но опыт.

Я делал так же – всю сознательную жизнь. Но последнюю неделю что-то во мне поменялось – и сейчас, вместо того чтобы прочитать мантру и не войти в транс, сполна испытав унижение, я просто позволил трансу завладеть собой и теперь мог думать о происходящем вокруг так, словно это творится с кем-то другим.

– Извини их, они простые бойцы, и в их жизни мало радости, – сказала Тиара, садясь рядом со мной.

При этом я видел – она не извинялась. Она полностью оправдывала своих подруг и с легкостью представляла себя на их месте.

– А что случилось? – уточнил я. – Ну, кроме того, что твои подруги ужасно неуклюжи?

Тиара сверкнула глазами, ей такой ответ явно не понравился.

– Куда мы едем? – спросил я через пару минут.

Сквозь окна изнутри был немного виден город. Помельче, чем столица дистрикта, не такой ухоженный, не такой современный. Но – старинный, с оживленным движением и множеством людей и машин.

Снаружи сквозь замазанные краской стекла сидящих внутри женщин в форме видно не было, и люди могли только гадать: едет машина спецназа на обслуживание или заправку либо же набита командой, которая в любой момент выскочит и приступит к выполнению очередной задачи, в чем бы она ни заключалась.

– В Стрелецкую коммуну, – ответила Тиара. – Там с утра повар что-то не то приготовил, они то ли собирались его избить, то ли просто поговорить с ним хотели, но мужское руководство решило защитить, бузящие впали в ваш мужской транс.

– Это мужское дело, почему этим не занимается милиция? – уточнил я.

– Отряд милиции встал на пути протестующих, вошел в транс, чтобы остановить их, а потом объединился с толпой, и теперь они вместе. Я слышала, что и администрация, и тот самый повар – тоже с ними, их теперь тысяч пять или около того, и они уже на полпути между коммуной и кремлем. У нас под городом двадцать тысяч мужчин в армии, но их, понятное дело, никто на толпу теперь не направит.

Я кивнул. Такое случалось, хотя и нечасто: если вошедшие в мужской транс бунтовщики были искренне уверены в том, что делают, а милиция или армия – столь же искренне не уверены в своей правоте, бунтовщики присоединяли к себе всех сомневающихся.

– А что здесь делаю я?

– У меня пульт от твоего маркера. Ну, та штука, которую тебе вставили в ногу. Если ты окажешься от меня дальше чем в двухстах метрах, она завоет и начнет бить тебя током.

Я кивнул.

При этом мне показалось совершеннейшей глупостью, что Тиара, которой меня доверили, поехала на задание вместе со мной.

Этому могло быть несколько объяснений. Во-первых, она могла ступить. Во-вторых, возможно, мне пытались что-то доказать и продемонстрировать – с мамы сталось бы. Но тут вопрос – как бы моя мать могла предсказать это восстание? В-третьих, ситуация могла показаться кому-то настолько критичной, что на подавление толпы мужчин подняли всех, невзирая на усталость, смены и параллельные задачи.

Тем временем девушка прямо передо мной встала, скинула китель на плечики, которые выдвинула из спинки переднего кресла, и накинула на себя бронежилет, а поверх него – разгрузку.

То же самое начали делать остальные, и Тиара что-то крикнула, ей ответили несколько голосов, и через мгновение она протянула мне броник, который пришелся мне почти впору.

Мы вышли из автобуса – рядом оказалось еще с десяток таких же: три черных, с сосками, штук пять желтых, с бабочками, и два красных, с головой единорога.

Вокруг было натуральное роение женщин в форме, и