– Не тупи. – Дядя покачал головой. – Что такое Буря?

– Феромоновый взрыв, – ответил я и кивнул. Да, понятно, я не должен попасть под влияние феромонов женщин в Буре.

В плаще, шляпе и противогазе я напоминал себе какого-то трубочиста из древних сказок. Дядя при этом оделся в бежевый замшевый пиджак, светлые штаны и белые кроссовки, сделанные под классические туфли.

– Дипломат на отдыхе? – спросил я, приподняв противогаз.

– Самая удобная одежда в мире, – ответил дядя. – Это не дешевое удовольствие, но стоит каждой копейки, уж поверь мне… Не очень практичный цвет, но во время Бури, чтобы не привлекать внимания, я должен чувствовать себя естественно, а это моя самая любимая одежда.

Я пытался забрать у него сорокакилограммовый баул с Ягайло или хотя бы разделить с ним ношу на двоих, но дядя решительно отказался, буркнув что-то вроде «свое не тянет» и «я к этому десять лет готовился».

Мы вышли на улицу, и я впервые в жизни чувствовал, что мир вокруг меня враждебен, и не был уверен, что смогу решить любую проблему.

Из защиты у меня были лишь плащ и полулитровая бутылочка с распыляющей насадкой, а впереди пер танком мой дядя, – по его собственным словам, уже совсем не тот человек, на коленях у которого я сидел в детстве.

Еще не стемнело, но сумерки близились. Дядя уверенно дошел до машины, жестом показал мне, чтобы я открыл багажник, а затем вытащил оттуда длинный фонарик-дубинку, подаренный когда-то давно отцом – непонятно зачем.

Видимо, дядя приметил эту штуку заранее.

Я направился было к водительской двери – решив, что часть пути мы проедем на авто, – но дядя жестом показал закрывать машину, мол, пойдем пешком.

Вдалеке раздался жуткий крик, который, впрочем, не вызвал у меня приступа безумия.

Дядя махнул рукой – туда.

В сторону крика.

Метров двести прошли по промзоне спокойно, не встретив никого. Затем через перекресток прямо перед нами, метрах в пяти, пробежала дама в возрасте, одетая в полинявшие фиолетовые спортивные лосины и лиф.

Несмотря на потрепанную одежду, выглядела она очень неплохо для низшей своего возраста, – во всяком случае, я так думал, пока она не взглянула на меня, не заметив в упор.

Глаза у нее буквально светились, словно намазанные фосфором, но при этом в них не было ни единой мысли.

Она шумно втянула ноздрями воздух, взглянула на улицу по другую руку от себя и продолжила бег, не сбавляя шага.

Разглядывая спортивную даму в Буре, я притормозил – а дядя шел вперед, не останавливаясь. Поэтому мне пришлось совершить рывок, догоняя его, и в этот момент я понял, что выданный мне противогаз для подобного совершенно не приспособлен.

Я пробежал всего метров пятьдесят, но за это время проклял все на свете, ибо дышать было жоговски тяжело.

Тем временем дядя свернул во дворы, и я проследовал за ним. Сзади раздался крик – не агрессивный, а словно кого-то звали. Я почувствовал в голосе знакомые нотки, но дядя пер вперед, и останавливаться, чтобы потом снова бежать в противогазе, испытывая собственные легкие на прочность, я не стал.

Мы не обсуждали перед выходом маршрут – и теперь я чувствовал, что это было ошибкой. Потому что я бы, конечно, шел по улицам – а дядя решительно срезал через дворы, бесцеремонно раздвигая висевшее на веревках постельное белье и перешагивая через невысокие бортики палисадников, топча грядки с морковью и высаженные чьей-то заботливой рукой гладиолусы.

Он шел чуть быстрее, чем шел бы, торопясь, я. Мне не нравился его темп, не нравился его маршрут, мне не нравилось быть здесь, идти в маске, мне не нравилось рисковать жизнью.

В этот момент что-то во мне перевернулось, и я вдруг понял, что выгляжу ребенком, который сам что-то выбрал, а потом канючит и ноет, когда вдруг понимает, что его выбор, возможно, не лучший.

Всю жизнь я шел проторенными тропами. Каждый мой выбор – будь то работа, жена, машина или одежда – на самом деле не был настоящим выбором, а всего лишь обманкой, когда взрослые подводят ребенка к прилавку, на котором лежат россыпи дешевых безобидных игрушек, заслоняя собой витрины с игрушками дорогими и опасными.

Сейчас я впервые сошел с намеченной для меня тропы, и оказалось, что совсем рядом с хайвеем располагаются пропасти и болота, о которых я раньше даже не знал, – а точнее, знал, но не имел ни малейшего шанса на них взглянуть.

«Это мой выбор», – пробормотал я, и на удивление стало гораздо легче. Нет, дядя не сбавил темп, а фильтры в противогазе не начали пропускать воздух лучше. Но теперь мой организм словно получил подтверждение, что да, мы понимаем, во что ввязываемся, и да, мы точно знаем, что рано или поздно это все кончится.

И я поймал ритм, в котором уже не спотыкался и не пытался перевести дыхание, а просто шел и дышал, шаг в шаг, за своим своенравным мятежным дядькой.

Мы почти прошли насквозь гигантский квартал, когда в трехэтажном доме разбилось окно на втором этаже и оттуда выскочил мужик, низший, лет, наверное, сорока, с застарелым шрамом через все лицо, от левой брови через кривую картофелину носа к правой стороне нижней челюсти.

Он был обнажен, полностью выбрит и выглядел испуганным.

Точнее – он был в панике. Разбив окно своим телом, он выпрыгнул на утоптанную землю под окнами и, не останавливаясь, понесся туда, откуда мы только что пришли.

Я отвлекся на мужика только на мгновение, но, обернувшись обратно, не обнаружил дядю там, где рассчитывал его увидеть. Ни там, ни в месте, куда он должен был дойти, продолжая двигаться в том же темпе.

Пластиковые линзы противогаза чуть запотели, а вокруг уже начинали сгущаться сумерки, поэтому я оттянул маску, чтобы протереть специальной тряпочкой линзы…

…Они были прекрасны. Я видел их: одна, обнаженная, сидела гаргульей на крыше трехэтажного здания и следила, хищно облизываясь, за убегающей жертвой. Другая бежала, легко отталкиваясь голыми ногами, за кустами, загоняя добычу и время от времени негромко вереща, – на ней была рваная туника, которая, скорее всего, останется клочьями на окрестных кустах еще до исхода часа.

Еще несколько бежали за ближайшими зданиями, я не видел их, но чувствовал. Прекрасные, волшебные, я готов был им подчиниться… Но они меня не замечали.

Гаргулья изящно спрыгнула с крыши третьего этажа и прошла всего в паре шагов от меня.