не понимаем, как ориентируются перелетные птицы, что направляет бабочку, выпущенную в отдаленном месте огромного города, к предмету ее любви. Все виды животных, которых приютило мироздание, существуют в разных мирах. Если посмотреть в микроскоп, реальность меняется: мир, знакомый нам, исчезает, и отрезок материи, который нашему глазу представляется единым и находящимся в покое, становится множественным, пребывает в движении. Нельзя утверждать, что одна картина ближе к истине, чем другая. Обе истолковываются, интерпретируются через посредство схожих механизмов, по-разному калиброванных. Наш мир – синтез, полученный через посредство чувств; микроскоп нам представит совсем другой. Изменятся чувства – и образ изменится. Мироздание можно описать как совокупность символов, способных выразить что угодно. Если изменить калибровку наших чувств, мы прочитаем в азбуке природы иные слова.

3. – Нервные клетки человека различаются согласно разным чувствам. Но есть живые организмы, они видят, обоняют, осязают, слышат посредством единственного органа. Все упирается в эволюцию клетки. A noir. E blanc, I rouge… [35] – утверждение отнюдь не абсурдное, это – импровизированный ответ. Соответствие между звуками и цветами существует. Единство чувств и образов, представлений и данностей имеет место, и эта алхимия способна превратить боль в наслаждение, а тюремные стены в просторы свободы.

4. – Стены тюрьмы в просторы свободы.

Эта тюрьма, где я пишу, эти листы бумаги являются тюрьмой и листами только для определенной калибровки чувств (человеческой). Если я изменю ее, наступит хаос, где, следуя определенным правилам, можно вообразить или создать все, что угодно.

Разъяснение:

Мы видим на расстоянии некий прямоугольник и полагаем, что видим (и знаем, что это так) башню цилиндрической формы. Уильям Джеймс утверждает, что мир представляется нам как неопределенный поток, слитное течение, неоглядный разлив реки, где нет ни людей, ни предметов, лишь смутные запахи, цвета, звуки, прикосновения, боль, холод или жар… Суть мыслительной деятельности заключается в том, чтобы отсекать фрагменты от непрерывного всеединства и отделять их друг от друга, а потом ради утилитарных целей соединять в группы – предметов, людей, животных, растений… Как условные субъекты Джеймса, мои пациенты столкнутся с этой обновленной громадой и в ней должны будут заново смоделировать мир. Снова придать значение целокупности символов. Прошлая жизнь, предпочтения, мое руководство помогут обрести утраченные предметы, предметы, которые они сами изобретут посреди хаоса.

5. – Если пациенты после преображения свободно столкнутся с миром, интерпретация, какую они дадут каждому предмету, выйдет из-под моего контроля. Во вселенной, вероятно, существует порядок; есть, безусловно, порядок в моих операциях… Но не знаю, хватит ли мне жизни, чтобы исследовать критерий интерпретации.

Итак, ключевой пункт – столкнуть пациентов с реальностью, не изобилующей элементами. Перечислите все, что есть в самой обычной комнате: стулья, столы, кровати, шторы, ковры, лампы… Уже интерпретация стула мне показалась изнуряющей задачей.

Размышляя над этим, я осознал: вернуть им свободу в их собственных камерах – какой получился бы сарказм. Очень скоро я убедился: вот что разрешит мои затруднения. Камеры, пустые помещения, могут стать для преображенных садами самой безграничной свободы.

Я подумал, что камеры должны показаться пациентам местами красивыми и желанными. Это не может быть родной дом, поскольку мои люди не увидят бесконечную череду предметов, его наполнявших. Это не может быть крупный город, по той же причине. Это может быть остров. Притча о Робинзоне – иллюзия, привычная человеку с самых давних времен, и уже «Труды и дни» подхватили традицию Счастливых Островов, так глубоко укоренившуюся в мечтаниях людей.

Следовательно, в мои задачи вошло: приготовить камеры так, чтобы пациенты их должным образом воспринимали и жили в них соответственно. Приготовить пациентов так, чтобы они из собственной камеры извлекли остров в его буйном сочетании красок, форм и перспектив. На интерпретации могла повлиять прошлая жизнь каждого субъекта. Поскольку я произведу в каждом одинаковые перемены и представлю перед ними одинаковую реальность, чтобы избежать неприятных сюрпризов в интерпретациях, следовало выбрать людей, чьи жизни не слишком различались. Однако обстоятельств и их сочетаний такое множество, что все усилия найти между ними жизни, не слишком различающиеся, будут тщетными. Но факт, что пациенты провели более десяти лет, последних, в уголовной тюрьме, вселял определенную надежду.

Я рассудил также, что, если два или три месяца до операции будут мною посвящены подготовке, воспитанию пациентов, риск неожиданных интерпретаций уменьшится. Я пробудил в моих людях чаяние свободы, заменил желание вернуться к родному очагу или в город древней мечтой о необитаемом острове. Как дети, день за днем эти люди просили снова и снова описывать остров, где они будут счастливы. Наконец стали живо воображать его, он превратился в наваждение».

Замечание Неверса: Я говорил с Фавром и Деложем в тот подготовительный период. Несомненно, им было велено ни с кем не общаться, чтобы наваждение не рассеялось, и люди извне не выказали недоверия и не пришли к ложным заключениям (как, например, я).

«6. – Программа: оперировать мозг и нервы на всем их протяжении. Оперировать ткани (кожный покров, глаза и т. д.), опорно-двигательный аппарат.

Я уменьшил скорость их движений, они стали более мучительными и затрудненными. Для обхода камеры им нужно столько усилий, сколько требуется, чтобы обогнуть остров».

Замечание Неверса: Это объясняет, почему Пресвитер был таким застывшим, когда мы подняли его, чтобы отнести в кабинет.

«Для защиты их от шумов, которые могут служить проводниками противоречащей реальности (нашей), я соединил слух с осязанием. Человек или предмет, производящий звук, должен касаться пациента, чтобы тот услышал».

Замечание Неверса: Поэтому Кастель не слышал меня. Порой они слышали Дрейфуса, иногда нет. Пресвитер, когда мы тащили его по двору, услышал меня.

«Такие сочетания чувств возникают в патологических состояниях даже у здоровых людей. Чаще всего встречается синтез слуховых и хроматических ощущений (и снова: A noire, E blanc… [36]) или слуховых и хроматических ощущений с ощущениями вкусовыми.

Я модифицировал зрительную систему. Они видят, как сквозь перевернутый бинокль. Поверхность камеры может им показаться маленьким островом.

Чтобы исчезли (зрительно) стены камер, необходимо было изменить в моих людях систему, отвечающую за восприятие пространства. Приведу параграф из трактата доктора Пелькари: “В мембране глаза есть участки, особенно чувствительные к каждому отдельному цвету. Есть клетки, анализирующие цвета; есть другие, сочетающие ощущения хроматические и световые. Нейроны в центре сетчатки позволяют оценивать пространство. Система хроматическая и система восприятия пространства возникает в клетках глаза, первоначально идентичных, а потом видоизменившихся”. Об этом смотри также у Суареса де Мендосы, Маринеско, Дауни. Я решил проблему, сочетая клетки хроматические с клетками, отвечающими за пространство. У моих пациентов клетки, чувствительные к цветам, воспринимают пространство. Три основных цвета дают три измерения. Синий – ширина, желтый – длина, красный – высота».

Замечание Неверса: Значит, дальтоник окажется в двухмерном мире? А чистый дальтоник, который видит только один цвет,