Как будто в ответ через разбитые окна в комнату безжалостно внесся стрекот пулеметов.

— Господи! — Беата невольно прикрыла голову руками. — Опять обстрел! Хорошо хоть, Стефан и Матена в поля уехали!

— Зато мы здесь, — зло обронила Наталья.

Дом снова вздрогнул.

Как же хочется жить, хоть в шестнадцать лет, хоть в семьдесят восемь! Как надоело дрожать и каждую минуту ожидать новых нападений!

— А все ты, бабушка, — Наталья выпрямилась с совком в руке, — «давай останемся, давай останемся, в доме тоже полно дел!»

Беата умоляюще смотрела на любимую внучку:

— Послушай, Натазя…

— Я сказала, что я не Натазя, хватит уже повторять! Я — Наталья, и жених у меня русский!

С улицы послышались крики взволнованной толпы. Бабушка с внучкой выглянули во двор. Ветер доносил едкие клубы дыма со стороны соседней деревни Андреевки, вдалеке виднелось огромное черное облако, поднимавшееся от земли и взмывающее в синие небеса. Мимо их дома куда-то бежали люди с искаженными диким страхом лицами. Беата схватила за руку одного из бежавших мальчишек:

— Куда все бегут?

— Нас японцы обстреливают, село окружили со всех сторон!

Ненадолго остановилась и мать мальчишки, соседская крестьянка Мария Бондаренко.

— Такой ужас творится, — говорила она, дрожа как осиновый лист, — побежали мы на край села, а там японцы, и всех, кого видят, из пулемета расстреливают! Тогда мы побежали обратно! А куда бежать, пулеметные очереди отовсюду!

Голос соседки заглушили звуки пальбы из пушек.

У Наталья ноги подкосились от страха, перед глазами все поплыло, и ее тоже затрясло, как соседку.

— Ой, смотрите, белогвардейцы скачут! — раздался чей-то истошный крик.

— Мы красные! — закричали в ответ бойцы, подъезжая на лошадях. Их было человек пять, не больше.

Но многие селяне уже разбежались с воплями кто куда.

Наталья жестом показала бабушке идти в дом:

— Накинь на себя что-нибудь, а то стоишь в одной ночнушке!

Беата скользнула в дом одеваться, а Наталья распахнутыми глазами смотрела на приближающихся солдат.

— Вы правда красные?

— Правда, — сказал один из них, по всей видимости, главный, — я —командир отряда Савелий Рыбов.

— Мой жених сейчас тоже где-то в рядах красных. Тимофей Курилов — может, знаете такого?

— Не слыхал, — Рыбов поправил фуражку, — может, кто из ребят слыхал?

— Да нас много сейчас, — сказал кто-то из солдат, — говорят, уже тридцать тысяч наших, да еще партизан тысяч пятьдесят! Не переживай, живой твой жених! Скоро в Благовещенске будем советскую власть провозглашать. Вот выгоним отсюда эту шушеру и — в город с красными знаменами!

— Может, накормить вас или напиться принести? — предложила Наталья.

— Да мы уж сами разберемся, — отказался командир, — вы лучше бегите отсюда, пока не поздно. Японцы идут с того края села, — он показал на север, — поджигают дома, амбары — все, что видят.

Тем временем вернулись осмелевшие люди.

— Да куда бежать-то? — спрашивала Бондаренко. — С той стороны японцы обстреливают!

— На юг бегите, — ответил Рыбов, — там никого нет пока. Задержались белогвардейцы в Андреевке, но скоро и с юга придут.

— Господи! – воскликнул кто-то в толпе. – У меня друзья живут в Андреевке! Что ж это творится?

— Японцы решили под шумок наши земли себе забрать, вот что творится! Но мы ни пяди своей земли им не отдадим. То, что внутри страны — это наши дела, а им здесь делать нечего, ворам позорным!

— Правильно! – поддержали Рыбова голоса из толпы. – Эту землю наши отцы и деды добывали!

Тем временем из избы вышла тепло одетая Беата.

— Что это горит? – она показывала в сторону центра Ивановки.

— В центре японцы дома подожгли, — ответила Наталья, а сама с нетерпением повернулась к красным бойцам.

— Главное, не паникуйте, граждане, — лошадь под Рыбовым нетерпеливо плясала, — помните, что совсем скоро конец и японцам, и белоказакам. Они потому так и зверствуют, что худо им от нас приходится. Вчера мы разбили под Виноградовкой их отряд, двести японцев навсегда остались лежать на нашей земле.

Его спутники довольно рассмеялись:

— Щелкали их, как семечки — они неуклюжие, как тетерева, эти японцы, в снегу, в грязи так и вязнут!

— И сегодня с утра их обстреливали, — продолжал Рыбов, — и кстати, есть в вашем селе какая-то крыса, которая продала японцам, что здесь партизаны прячутся.

— Священник наш, наверно, — охнула из толпы Серафима Соловьева, — он на днях все избы обходил, все кого-то высматривал. Люди его за стол приглашали, а он – ни в какую, посмотрит, кто дома есть, и уйдет.

— Ему-то это зачем? – возразил Андрей Болотенко.

— Как зачем, молодежь в церковь не ходит теперь, от веры отказывается, вот он и мстит.

Завязался жаркий спор.

— Вы время не теряйте, — прервал споры командир красных, — бегите в лес и сидите там. Мы за подмогой пока съездим и вернемся.

— Так вы что, уезжаете?

— Мы вернемся, обязательно вернемся! — и небольшой отряд исчез в дорожной пыли.

Беата потихоньку вынула блестящие ножницы и завела внучку обратно в дом.

— Ты уж не серчай, Натазя, но волосы тебе надо остричь.

— Зачем это? – вскинулась девушка.

Беата вздохнула:

— Поверь, бабка тебе зла не пожелает. Надо остричь — не дай Бог, японцев встретим, что мы им скажем? Скажем, что у тебя тиф, эти уроды страсть как заразы боятся.

Наталья понимала, что путь предстоит опасный и нарваться на японцев очень легко, и бабкин совет вполне справедлив, но так жалко было резать красивые густые светлые волосы!

— Ничего, платком укроешься.

— Да, а Тимофей вернется, что скажет?

— А если тебя японцы изнасилуют, что он тогда скажет? — парировала Беата.

Толпа людей, а вместе с ними Беата и Наталья, бежали на юг — в надежде выскользнуть из села и пробраться в лес. Вот и южная околица, прямо за ней — голые весенние луга и сумрачный спасительный лес. Пахло свежей мокрой землей, из леса веяло приближающимся теплом вступавшей в права весны.

У околицы Наталья замедлила шаг и обернулась на Ивановку. Она видела поднимавшиеся к небу клубы черного дыма, слышала хлопанье выстрелов, тонкие ноздри улавливали едкий запах горелого зерна и соломы. «Все ли Куриловы в полях? —