Я мог противопоставить ее силе только правду.

– Не буду этого отрицать.

Не стал я и озвучивать другую мысль: не для того я избежал рабства в руках экои, чтобы стать домашним любимцем капризной нимфы.

Она посмотрела на меня глазами столь же холодными, сколь и великолепными.

– Ты сможешь получить приключения и власть, – сказала она, – но это пройдет. Ты найдешь любовь, однако она будет цвести лишь в тени смерти, и все закончится могилой.

Кровь в моих жилах похолодела.

– Таково твое проклятие? – спросил я.

– Ба! Мне не пришлось использовать свою силу, чтобы сделать пророчество! – Ее губы надменно изогнулись. – Ты проклят не в большей степени, чем все другие смертные люди, и обречен на смерть, страдания и тщетные стремления.

Я снова поцеловал ее руки, но она сжала их в кулаки.

– Я уважаю тебя больше остальных, – сказал я, – и готов отдать тебе все, кроме своей жизни.

– Единственного, что имеет значение. – Она одарила меня холодным взглядом зеленых глаз. – Тебе придется заплатить цену за такое решение.

– Самая высокая цена будет в том, что я больше тебя не увижу, – сказал я.

Улыбка коснулась уголков ее губ.

– Возможно, – сказала она, – но я имела в виду совсем другое. – Орланда высвободила руки и указала в сторону деревьев, росших вокруг холма. – Там внизу ты найдешь тропу, она приведет тебя в долину. Далее следуй вдоль ручья, пока не доберешься до дороги. Свернешь налево, окажешься в деревне, где найдешь лошадь и сможешь отправиться выполнять свое драгоценное, никому не нужное поручение. И в итоге оно приведет тебя лишь к одному – к могиле.

– Миледи.

Я низко поклонился, стал медленно и осторожно пятиться до того места, где меня больше не касалось исходившее от нее сияние, затем бросил последний взгляд на прекрасную фигуру, повернулся и зашагал в лес. Мне казалось, что вокруг меня рушились целые миры.

В лунном свете тропа выглядела самой обычной, и я довольно быстро шел между соснами, сменившимися осинами, когда я начал спускаться вниз по склону, потом я добрался до дна долины, и появились ивы. Холодный ручей, смеясь, бежал рядом с тропинкой, довольно быстро превратившейся в тележную дорогу. Небо на востоке посветлело, и я почувствовал, что в сердце у меня начала зарождаться надежда. Чем дальше я уходил от холма Орланды, тем сильнее становилось ощущение свободы. Вскоре я нашел обещанную ею деревню. Там я заглянул в рюкзак и обнаружил, что серебро в нем отнюдь не улетучилось, в отличие от утреннего тумана.

Арендовав казенную лошадь у злобного, несчастного почтового служителя, я поскакал дальше и, когда ветер ударил мне в лицо, рассмеялся, не в силах сдержать радость.

Сквозь шторм из падавших листьев я скакал от одной почтовой станции к другой, на каждой меняя лошадей, останавливаясь только для того, чтобы поесть хлеба, мяса и пива, которые предлагали служители. Ни одна из лошадей не обладала приятным аллюром моего мерина, но все приближали меня к столице. К полудню я оставил за спиной крутые, извивавшиеся горные дороги и оказался в плодородной долине Саелле, на прямом, как полет стрелы, тракте отличного качества.

Я ехал весь день и всю ночь, а к утру, когда мной овладела усталость, арендовал маленькую легкую карету и проспал весь следующий день, пока лошадьми правил кучер. Когда я стал засыпать, я неожиданно понял, что перестал чесаться. Орланда преподнесла мне прощальный дар: меня больше не терзали насекомые. Когда день начал клонился к вечеру, я вновь оказался в седле, и теперь мой конь скакал уже по богатому фермерскому краю, где во все стороны, до самого горизонта тянулись поля, а люди собирали яблоки в садах. Я заплатил пенни за пиармин и, продолжая стремительно мчаться вперед, насладился сладким воспоминанием о доме.

И вновь рассвет застал меня в седле, я проезжал через большие и маленькие деревни. В полдень светлого дня, когда солнце сияло на золотой пшенице, а по небу бежали серебристые облака, я приблизился к стенам Селфорда и на крутом утесе над рекой увидел белые башни королевского дворца. Внутри его стен собралась огромная толпа с развевавшимися яркими флагами, в ее центре, на коническом холме я разглядел высокий балдахин, а под ним – трон, вокруг которого собралось невероятное множество мужчин и женщин в ярких шелках. Я сразу понял, что прибыл в столицу в день коронации принцессы Берлауды, новой королевы Дьюсланда.

Глава 10

Пусть ты молчишь, но я чувствую в тебе определенную долю скептицизма. Ты могла подумать, что описанные выше события являются фантазией или вымыслом ума, слишком долго томившегося в темнице. Быть может, для меня так даже лучше – по крайней мере, безопаснее, – если ты так считаешь.

Но то, что последует дальше, есть исторический факт, которому имеется множество свидетелей, и, если тебе удастся найти кого-то из них, вы сможете поговорить и обсудить произошедшее.

Толпа, окружавшая Холм Коронации, была такой большой, что с легкостью заняла бы всю площадь Скаркрофт в Этельбайте. Я ехал сквозь нее верхом, пока не увидел людей, стоявших под балдахином красно-золотого цвета династии Эмелин. Балдахин поддерживали мужчины в одеждах рыцарских орденов. У основания трона мужчина в сутане обращался к толпе, используя тщательно сформулированные фразы, рядом замерли солдаты в доспехах и с клинками наголо. Другие стражи, в красных шлемах и черной коже, выставили вперед копья, чтобы держать толпу на некотором расстоянии.

На троне сидела светловолосая, бесстрастная женщина, одетая в золотой шелк, с наброшенными на плечи плащами различных цветов. По обе стороны от нее стояли высокая женщина в ярком сине-желтом одеянии, чей взгляд, яростный и нервный одновременно, метался по толпе, и темноволосая девочка лет пятнадцати, утопавшая, как казалось, в огромном вышитом шелковом платье. Головы женщин украшали маленькие короны.

Должно быть, решил я, это мать Берлауды, Леонора, одна из разведенных жен Стилвелла, и юная сводная сестра новой королевы, Флория, дочь другой королевы, также разведенной.

Складывалось впечатление, что в стране имелся переизбыток королев. Я начал испытывать сочувствие к Флории, вынужденной довольствоваться скромной ролью принцессы.

За троном расположился полукруг великолепных мужчин и женщин, в большинстве своем в диадемах и алых, подбитых мехом одеждах, – вероятно, родственники новой королевы. Еще один блестящий полукруг выстроился лицом к трону, и, судя по украшениям и знаменам, это были придворные. Они выглядели более молодыми, чем те, кто находился за троном, и старались держаться за спинами воинов с копьями.

Пока монах продолжал произносить звучные фразы, парившие в воздухе, я поискал