Шрифт:
Закладка:
Несколько дней она бесцельно ходила по коридору квартиры, потом подходила к окну и смотрела на замерзшую и заснеженную Мойку. «Никто ничего не знает, да и не хочу я никому ничего рассказывать. Это только моя личная жизнь». Иногда мимо нее проходила лысая кошка Барса, и Лита невольно думала о том, какая же страшная эта приютская кошка. Барса на руки не шла да еще и периодически шипела на неё из темноты. «Вот это мое наказание за смерть Тимоти, – вздыхала женщина. – Только бы эта образина не поцарапала ребенка».
Наконец, Лита поняла, что Моисей Яковлевич – это единственный человек, которому она должна рассказать о своей сложной ситуации. Но она с сожалением подумала, что он навряд ли ей поможет, может быть, только поддержит морально. Она позвонила ему для того, чтобы договориться о встрече, и Моисей Яковлевич не сразу узнал ее голос: так он изменился от волнений и болезни. Лита пригласила его к себе в гости, объяснив это своим плохим самочувствием, срочностью и необходимостью разговора.
Моисей Яковлевич приехал вечером. Он сразу заметил, как Лита изменилась: черты лица заострились, а кожа и волосы поблекли. Говорить он об этом не стал, а только участливо спросил:
– Что случилось, моя дорогая?
Лита подробно рассказала ему о сложившейся ситуации – Моисей Яковлевич внимательно слушал и не перебивал. Когда она закончила, он помолчал и, тяжело вздохнув, дал свою оценку ситуации.
– Лита, я не буду вас обнадеживать. Ситуация плохая, эти люди из «Полимеда» – настоящие бандиты, и да – это их методы. Из вашего рассказа я понял, что биологический отец ребенка финансово зависит от «Полимеда» и будет делать все, что они ему прикажут. Какие еще они придумают для вас экзекуции, мы можем только догадываться.
Он еще раз вздохнул и продолжил:
– Лита, а что вы знаете о своей матери? Вы когда-нибудь ее видели?
– Я ничего толком не знаю. В моем свидетельстве о рождении матерью записана Красицкая Лидия Георгиевна, которая родилась в поселке Остяко-Вогульск Тюменской области 4 апреля 1938 года. Это сейчас город Ханты-Мансийск. Я не помню своей матери: меня воспитывал отец – Красицкий Владимир Витальевич.
– Дело в том, Лита, что ваш брат и мой друг Виталий Красицкий втайне от вас разыскивал вашу мать. Незадолго до своей смерти он рассказал мне о том, что, возможно, нашел ее.
Лита вошла в состояние ступора, её эмоции исчезли, и, обессилев, она прилегла на диване. Обеспокоенный гость пошел за Эви, та принесла чашку с травяным настоем, и молодая женщина послушно все выпила до дна.
– Моя хозяйка была очень больна, и еще наш молодой кот умер. Вот смотрите: они привезла из приюта эту облезлую кошку. Так что невеселые времена настали!
– Ничего, у меня для вас хорошие новости.
Лита закуталась в шаль и сделала Моисею Яковлевичу знак продолжать.
– Так вот, ваша мать, предположительно, занимает высокий чиновничий пост, и поэтому Виталий не хотел, чтобы вы с ней общались. Я еще два года назад наводил через друзей справки о женщине, которая, вероятно, является вашей матерью. В сложившейся ситуации единственно, кто вам сможет помочь, это она, ваша мать.
Лита верила и нет, ее лицо покрылось красными пятнами, а руки дрожали.
– Боже мой, Моисей Яковлевич. – Да кем бы она ни была, если вы думаете, что я затаила против нее обиду, так это не так. Она даже снилась мне иногда.
– Так вот, ваша мать – это Плетнева Лидия Георгиевна, депутат Государственной Думы Федерального собрания от Коммунистической партии Российской Федерации, заместитель председателя Комитета по делам женщин, семьи и молодежи.
Моисея Яковлевич говорил медленно и торжественно, а Лита от неожиданности молчала и не знала, что сказать.
– Идите к ней, она вам должна помочь. И ведь Максим – это ее внук.
– Боже мой! Я даже не знаю, что сказать? Возможно ли все это?
Хозяйка дома удалилась на кухню и вскоре вошла в гостиную с чайным подносом в руках. За ней следовала толстая лысая кошка, которая исподволь посмотрела на Моисея Яковлевича и запрыгнула на подоконник.
– Вы не пугайтесь, Моисей Яковлевич. Это кошка из приюта. Мой голубоглазый красавец Тимоти умер. Я очень сильно болела в декабре, и он лежал рядом и лечил меня. Я выздоровела, а он умер. Вот теперь эта кошка: она была самая страшная в приюте – ее никто не брал. Я решила, что я должна ее взять в память о Тимоти.
– Вы знаете, она, в принципе, ничего, а что лысая – так она обрастет. У нас в детстве тоже кот облысел во время блокады от голода. Так знаете, он совсем был лысый. А когда меня увозили по дороге жизни, я его взял с собой. В эвакуации он отъелся и опять оброс, такая густая новая шерсть выросла. Он у нас, наверное, жил лет десять. Как вы кошку назвали?
– Барса в честь моих двух Барсиков.
– Лита, вы подумайте, как вам связаться с этой женщиной. Наверное, по телефону будет неправильно, вас могут не соединить.
– Уже думаю. Я напишу ей письмо и назначу встречу в моей московской квартире в Брюсовом переулке. Это как раз недалеко от Государственной Думы.
– Пробуйте; если будут проблемы, я подключу влиятельных друзей. Но дело, как говорится, семейное. Не нужно выносить сор из избы.
Лита проводила Моисея Яковлевича и объявила Эви, что завтра днем они поедут в Москву.
– Эви, мы поедем на неопределенный срок. Думаю, что в «Витафарме» без меня управятся. Собери вещи, возьми еду, мы поедем на машине.
– А кошку брать?
– Да, оставлять ее не с кем. Пусть привыкает.
Вечером Лита написала Лидии Георгиевне письмо о том, что она Красицкая Секлетея Владимировна, что у нее есть два сына и она вдова. К письму Лита приложила копию своего свидетельства о рождении. Помимо прочего, она написала номер московского домашнего и сотового телефона и свой домашний адрес. Она пригласила Лидию Георгиевну в гости и написала, что будет ждать ее каждый день в 5 часов вечера. Письмо получилось холодным и отстраненным. Лита специально написала сухо, чтобы не повредить репутации Лидии Георгиевны. «Ну что же, если Лидия Георгиевна не захочет со мной контактировать, она может просто мне не ответить. А
