– Ну, это совсем другое дело, – возразила Хелен. – Однозначно. Там имело место изнасилование. По крайней мере, те женщины не хотели никакого секса.

– Хел, и я не хотела никакого секса. А ты?

Хелен задумалась.

– Нет. Нет. В любом случае только не таким образом, – сказала она.

– Я тоже. Просто я любила его и боялась потерять. Но я переспала с ним не потому, что мне хотелось секса. Я переспала с ним, потому что он упрашивал меня, а когда перестал упрашивать, то сразу начал делать свое грязное дело. А когда я стала умолять его остановиться, обвинил меня в том, что я морочу ему голову. В результате я согласилась из боязни его потерять. Он сказал, что покупал мне всякие вещи, всюду возил, а значит, я у него в долгу. И я, глупая, поверила. Хотя почему я не должна была верить? Ведь он был взрослым мужчиной, а я – наивным ребенком.

Сглотнув слезы, Хелен кивнула:

– Со мной все обстояло точно так же. – И когда я, сделав большой глоток вина, выжидающе посмотрела на нее, она едва слышно продолжила: – Я знала, что это противозаконно. Знала, что ему не следовало… что нам с тобой не следовало… Ведь мы были несовершеннолетними. Но мне казалось, тот закон был для… для насильников. И для мужчин постарше. А ведь он был ненамного старше нас. Да?

– Я проверила. Сейчас ему сорок восемь. Следовательно, тогда ему было двадцать четыре. В этом возрасте он не мог не знать о том, что заниматься сексом с несовершеннолетними противозаконно.

– Тогда почему он считал, что развратные действия с несовершеннолетними сойдут ему с рук?

– Хел, это на самом деле сошло ему с рук! И почти двадцать пять лет спокойно сходило с рук!

– Я лишь имела в виду…

– Потому что тогда мир был устроен именно так, – заявила я. – Да и сейчас мир не слишком изменился. Если женщина занималась с кем-нибудь сексом, а потом оказалась в положении брошенной, она шлюха. Если мужчина занимался с кем-нибудь сексом, но нашел другую, он настоящий жеребец. Некто, достойный внимания. О таких говорят: «А он умеет обращаться с женщинами». Вот только мы тогда были не женщинами, а всего-навсего глупыми девчонками.

– Он делал это так равнодушно. – По щекам Хелен струились слезы. – Как ты и сказала. Равнодушно… и очень грубо.

– Вот именно. Я почувствовала себя пустым местом.

– Куском мяса, – добавила Хелен. – Но я определенно на это согласилась.

– Вовсе нет. Только не на такое, – отрезала я и после секундной паузы продолжила: – Он даже не попросил меня никому не рассказывать.

– Меня тоже.

Я возмущенно покачала головой:

– Когда он велел нам выметаться из его машины, идти домой и больше не пытаться с ним связаться, он знал, что мы возненавидим себя, а потому будем держать рот на замке. И оказался абсолютно прав. Так все и было. Но лишь до тех пор, пока ребята в школе не прознали об этом. Они обозвали нас шлюхами, сказав, что мы сами виноваты. Ну а потом, что бы мы ни делали, все случившееся возвращалось к нам снова и снова, заставляя ненавидеть себя, и так до конца жизни. – Хелен с тихим сопением вытерла слезы рукавом, и я, потянувшись через стол, взяла ее за руку. – Хел, подобные вещи остаются с тобой навсегда, невольно заставляя собственноручно разрушать свою жизнь.

Хелен тяжело сглотнула, облизав мокрый от слез уголок рта:

– С тех пор я водилась лишь с плохими парнями. Словно пытаясь воссоздать прежний опыт в надежде, что в следующий раз все выйдет иначе.

– Прекрасное определение сумасшествия, – улыбнулась я.

Она ответила мне вялой улыбкой. Я сходила на кухню за новым бумажным полотенцем и отдала его Хелен, после чего, опустившись на колени, обняла ее и положила голову ей на плечо.

– Ты сказала, он тебя не заставлял, – констатировала я, и Хелен, горько всхлипнув, кивнула. – Ошибаешься. Он тебя заставил. Он тебя исподволь развращал. Ты была доверчивой, податливой, молодой, влюбленной, услужливой. Он превратил тебя в кого-то, кто был готов заниматься с ним сексом, а затем – в женщину, готовую заниматься сексом с первым встречным. Ведь после того, как он получил желаемое, а затем бросил тебя, от твоего «я» вообще ничего не осталось, от твоего подлинного «я». Неужели не ясно? Он взял у тебя все лучшее, прожевал, а остальное выкинул на помойку. – (Хелен, словно онемев, молча кивнула.) – Ты тогда еще не сформировалась как личность. И у тебя не осталось ни единого шанса стать такой, какой ты должна была стать. Он возник на твоем пути и все изменил. – (Хелен снова кивнула.) – Но теперь… – Я выпрямилась и села на свое место напротив Хелен, – мы его разыщем и вернем твое – ну и мое тоже – прежнее «я».

Глава 28

Само собой, нам не нужно было разыскивать его или гоняться за ним. Джереми Аллен Сигер был там, где всегда: скрывался у всех на виду. Впрочем, он и не думал от нас скрываться, ему такое даже в голову не могло прийти: мы не представляли угрозы ни ему, ни его комфортному существованию. Мы были просто маленькими грязными потаскушками, которыми он попользовался и выбросил, будучи привлекательным двадцатичетырехлетним парнем, по вечерам певшим в рок-группе, а днем делавшим карьеру в банке.

В те дни он называл себя Джемом. Он жил в Луишеме, а по уик-эндам возился с автомобильными двигателями в ремонтном боксе, и, насколько я помню, у него была хорошая работа, так как он сорил деньгами и по воскресеньям никогда вечером надолго не задерживался. Он сообщил нам, что далеко пойдет и в один прекрасный день разбогатеет. И теперь, став исполнительным директором ведущего международного банка в Сити, вовсе не собирался излишне скромничать и прятать свои таланты. Фотографии из Интернета, на которых он был заснят с женой и дочерью на сцене, стали одними из первых, которые нам с Хелен предстояло внимательно изучить.

Он достиг больших высот в бизнесе и гордился этим, о чем однозначно свидетельствовало его сияющее лицо, а также интервью в деловых изданиях. Он наверняка по-прежнему видел себя рок-звездой, и его внешние данные вполне соответствовали подобному имиджу. Возможно, ему действительно пришлось много работать, чтобы добиться столь высокого положения, и тем не менее судьба отнеслась к нему излишне благосклонно, что меня жутко бесило. Мой собственный отец, который работал строителем и занимался тяжелым физическим трудом, в тридцать лет окончательно облысел и заполучил смещение дисков