Шрифт:
Закладка:
— В самой что ни на есть. Тут много чудесного, я все тебе расскажу. Смотри, у провожатых что-то происходит.
Дождевая туча отползла под ветром, вокзал и поезд залило косым, с оранжевым оттенком, светом солнца. Стало ярко и четко видно лица особистов — встревоженные, напряженные; все они звонили, говорили, быстро шевеля губами, голоса их едва доносились.
— Они поняли, — ответила Эшли.
— Пора бы догадаться, сколько лет зарплату получают.
— Мне рассказали, что у вас опробуют гармонизацию людей с помощью бота федерального масштаба, через акустические интерфейсы. Наверное, чтобы получить тот же эффект…
— Тут другое. Симфония, общее одинаковое настроение. Сейчас он услышит, что они взбудоражены, и… вот, началось!
И точно — Андрон из подмосковного бункера, недоступного для зла, уловил, что тесная компания в мордовской Куже с волнением скороговоркой докладывает по закрытым каналам, и решил унять их оптом, запев умиротворяющим женским голосом, разрушающим чары служебного рвения: «Но есть на свете ветер перемен…»[13]
— Да чтоб тебя!.. — взорвался грузчик, охваченный за компанию.
— Отключись, проклятый, — сквозь зубы шипел старший, пальцем по экрану пробуя выдавить Андрона вон.
— Вроде вы в нацпроект не вошли еще?.. — удивился Шум.
— А установить уже велели!.. И тут ваши мачты рязанские — вон, излучатель в Пичкиряево, достает сюда с покрытием…
— Эшли, у тебя есть булавка? — шепотом спросил Витя.
— Конечно, а зачем она тебе?
— Чтобы эта идиллия кончилась. Не люблю Андрона.
— Не надо себя колоть!
— А как я еще расстроюсь? Что мне, подраться с ними?.. Я против насилия.
Круг, не видимый никому, плеснул и ударил по всем устройствам в радиусе.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарил Шум, пожимая Вите руку на прощание. — Это было красиво.
— Главное, вы успели о своих догадках доложить.
— Увы, это по команде не воспроизведешь. Так что открытие напрасное.
— Разве?.. По-моему, вполне годное. Когда-то же надо понять, что если людям хорошо, то и всем вокруг тоже. Даже без унисона.
— Я это в рапорте не отражу.
— Весной я вернусь. Дел невпроворот. Обещаю зря не беспокоить.
Шум отмахнулся с досадой, не находя слов. Лыко да мочало, начинай сначала!..
Тепловоз зарычал, взметнул сизый султан дизельного дыма, состав лязгнул буферами и потянулся из Кужи на север, туда, где в дебрях мордвы хранился странный город с рысью на гербе, с девизом «Неподвластный».
Там стояли статуи Ленина и Кирова (последнего купили в Пензе, от кувалды сберегли), старомодные дома, там на медсанчасти во весь фасад алел плакат «Здоровье народа — богатство страны», на администрации — «Славься, Отечество наше свободное». Жестяные буквы «Ударный труд — Родине» на крыше цеха за время демократии проржавели и многие упали, их накрыли брезентом и восстанавливали. А вот реклама — партийные лозунги капитализма — как-то не прижилась. Ни микрокредитов, ни потрясающих скидок, ни выпученных от восторга глаз, ни разинутых ртов. Ни Андрона из каждого утюга. Новоприбывшие переселенцы иногда терялись: где мы?.. тут можно без страха говорить то, что думаешь?..
И в честь каждого сажали деревце. Так повелось. За тридцать лет уже аллеи выросли, скверы и парк.
В городе стало на одного жителя больше.
Алексей Гравицкий, Дарья Зарубина
С другой стороны
Рассказ получил литературную премию «Золотой Роскон» в номинации «Повесть/рассказ» на конференции по вопросам фантастики «РосКон-2023». Первая публикация состоялась в сборнике «Тольяттиполь», который сразу же по выходе стал библиографической редкостью. Составитель счел своим долгом познакомить широкого читателя с этим интереснейшим текстом.
— Врешь ты все!
— И ничего не вру. — Валерка Кудимов смотрел прямо и говорил так уверенно, что не поверить ему было крайне сложно.
Этого у него было не отнять. Однажды им задали стихи учить по выбору, и Кудимов вышел к доске с пушкинским «Вурдалаком». Начало про трусоватого бедного Ваню, шедшего домой по кладбищу, у него, что называется, отлетало от зубов. На втором четверостишии Валера запнулся, но быстро сориентировался и затарабанил громко, четко и от души. Правда, текст Пушкина претерпел заметные изменения, но смысл, хоть и зарифмованный по-своему, сохранился, и читал Валерка так уверенно, что Светлана Павловна не заметила подлога и поставила пять.
Ваня об этой способности Кудимова знал, но все равно всякий раз ему верил. Сейчас же он твердо решил идти до конца и не поддаваться на уверенное вранье одноклассника.
— Не может быть, чтобы статуя шевелилась.
— Много ты знаешь.
Про памятник Преданности Ваня знал достаточно. К бронзовой скульптуре собаки на пересечении Южного шоссе и улицы Яшина его водила бабушка. Она же рассказала, что памятник на самом деле поставлен псу, который на этом месте ждал погибшего хозяина — до самой своей смерти.
— Я знаю, — огрызнулся Ваня. — Я там с бабушкой был. Если его по носу погладить и желание загадать — сбудется.
— Ага! — ухватился за слово Валерка. — Значит, в желания ты веришь, а в науку и технику нет?
— Ну как статуя может головой вертеть? — вспыхнул в ответ Ваня.
— При помощи механизма.
— При помощи механизма? В двенадцать ночи? На луну смотрит? Статуя?
— В двенадцать ночи, на луну, — уверенно гнул свое Кудимов. — Ты в Москве был?
— Ну не был, — неохотно отозвался Ваня, не очень еще понимая, к чему ведет Валерка.
— Ну вот! — восторжествовал тот. — А был бы — знал. В Москве памятник Гагарину есть. Так у него руки опущены, а каждое двенадцатое апреля он их вверх поднимает. При помощи механизма. А его еще при СССР поставили! Думаешь, с тех пор разучились делать памятники с механизмом? Еще лучше научились.
Ваня посмотрел на Кудимова, тот выглядел кристально честным. Ни намека на издевку или даже лукавство. И Ваня засомневался.
— Ты вспомни, вспомни, — почувствовал слабину Валерка. — Если ты памятник Преданности видел. Там у собаки на шее такая бороздка есть, как шов. Это место, где две части памятника стыкуются. Вот в этом месте голова и двигается.
Бороздку Ваня не то помнил, не то не помнил — сомневался. Потому насупил брови и пообещал:
— Я в выходные туда с бабушкой съезжу и сам проверю; если бороздки не найду, значит, ты все врешь.
* * *
Валерка Кудимов рассказывал небылицы про родной город с первого дня их знакомства. Именно от него Ваня узнал, почему город разделен на три части: все потому, что Тольятти это три города — средоточие темных, светлых и срединных сил.
У Валерки была байка про каждый дом, про каждый памятник, про каждый символ и знак, будь то хоть смотрящий
