такими, как вы. Единственное, что решили, — собрать их в одно место. Тогда разрушался Советский Союз… Многие учреждения были заброшены. Там, куда мы едем, был маленький научный городок… среди тюремных лагерей. Здесь разрабатывали лечение для кремлевских вождей… Возможно, ставили опыты на заключенных. Особый департамент при Минздраве. Кужа-Вирьгатская железная дорога, тридцать четыре мили, принадлежала тюремному ведомству, но медики переписали ее на себя. Наверное, единственная железная дорога в мире, принадлежащая Минздраву. Билеты выдают по пропускам. Картонные прямоугольники, пробиваются компостером, больше их нигде нет. У любителей железных дорог высоко ценятся.

— А Рысь? Где Рысь?

— Вирьгата и есть «рысь» на мокшанском языке. Официально это как ваш town, поселок городского типа, называется Мерецк-10. Такого имени нет ни на карте, ни в адресной книге. Они живут там. Мы — только охранники. Даже хранители. Власть в Вирьгате принадлежит Главному медицинскому управлению Управделами Президента.

— Как сложно…

— И не говорите. Но у них свои виды. Создание органических компьютеров или что-то еще. Все, что производилось с восьмидесятых, все цифровое — умирает в радиусе пятидесяти пяти ярдов. Выдерживают только ЭВМ на троичной логике, вроде «Сетуни». Но тут я не специалист, вы лучше сами расспросите их.

— Отец говорил мне, — глуховато отозвалась Эшли, глядя на проплывающие за окном рязанские пейзажи, — что мы всегда ждали этого достижения. Может быть, тысячи лет. Чтобы остановить его.

— Пока оно развивается.

— Чума или холера тоже развивается, пока Господь ей попускает. Но нельзя же сказать, что чума — это правильный путь для людей.

— Не нам определять пути мира, мисс Вудард.

— Может быть, нам? — Эшли указала на себя. — Это ушло не слишком далеко, еще не поздно все исправить. Я слышала, читала — «пройдена точка невозврата», «назад пути нет», — но это лишь лозунги, чтобы убедить нас, чтоб мы верили, что за спиной пустота и забвение… Конечно, будет пусто, если там все выжигать. Кто-то должен знать прошлое, чтобы сверяться с ним. Мы как клетки памяти…

«Может, она не сбежала, а ее выгнали?.. — подумал Шум. — За радикальные идеи. Хотя они тоже принимают к себе всякое старье, бумажные книги, фотоальбомы… Остров подлинных документов. Лавка древностей. Она читала Диккенса?..»

— Надо понять, где все мы повернули не туда, — продолжала Эшли.

— Осознавать себя, свое предназначение, смысл жизни — это людям свойственно. Может быть, вы найдете ответ в Мерецке-10. У тамошних философов есть любопытные концепции… еще с начала девяностых. Тогда было время духовных исканий, смятения. Мерецкие — или вирьгатские, если угодно, — тоже этим занимались. Все пытались найти объяснение тому, что происходит, да еще ваш феномен… Бурная была эпоха. Вплоть до создания нового толка в религии — для себя, для своих. Возможно, вам это знакомо…

— Но ведь у вас был атеизм, верно?..

— Внешне — да. Но в мыслящей среде ходили всякие альтернативные учения — буддизм, астрология, Кришна, язычество…

— И это, новое — оно было… христианское? — В голосе Эшли появились нотки осторожности.

— Скорее да, чем нет. Мокша, здешнее крыло мордвы, глубже приняла церковное учение, чем эрзя на востоке. Но кое-что из прежних верований сохранилось. Скажем, что люди созданы из дерева. Поглядите на лес…

Лес, бегущий навстречу, украшенный желтыми и алыми пятнами, стал замедляться и темнеть. Машина будто плыла в вязком сыром воздухе.

— В тотемы брали животных — они ярче, с особой внешностью, характером. Могучий медведь, ловкая рысь. Но деревья древнее, они из земли, в ней их корни. Когда мокше дали Библию, там ясно звучало, что растения созданы в третий день творения, раньше людей и зверей. Значит — жрецы и старцы правы, а Христос — Бог. Такова лесная логика. Ваши «тысячи лет» в ней выглядят иначе.

— Эти… новаторы поклонялись дереву?

— Нет. Но они вспомнили, из чего крест. Родство, которое не сбросишь со счетов… Может, мокшу с ее верой это привлекло. И русским оно не чуждо, взять хоть обычай кумления через березовый венок, когда дерево — алтарь.

— Как все причудливо срослось тут… — протянула Эшли, по-новому глядя на проносящиеся мимо деревья. — Да, это знак. Я напишу своим, когда узнаю больше. Какая восхитительная дикость… Мы — лес, все — дерево, и крест, и икона, и гроб. Великий Плотник делает из нас, что нужно веку, стул, копье или посох. О Боже, я вообразила себя ясенем! Я и есть ясень!..

— Вам объяснят этот толк, если доверятся.

Шум вспоминал подробности концепта, сообща придуманного интеллигентами Вирьгаты на кухне, в атмосфере застолья.

Где-то лежат фотокопии тетрадки, куда один участник сходки тезисно записал творческую беседу, а второй тайком отснял, чтобы отправить пленку куда следует.

И дата, там была дата.

1993 год, расстрел парламента.

Взволнованные, они собрались делиться мнениями — не отрежут ли финансирование Мерецку-10? Не сбросят ли на нас бомбу, чтоб не возиться с непонятными и неуместными людьми?..

«Ознакомься, посмейся, забудь, — подал ему фотографии прежний куратор, сдавая дела. — Это забавно, чем там занимаются товарищи ученые, доценты с кандидатами, вместо науки».

— Скоро Кужа, — промолвил Шеховцев, до той поры молчавший.

Шум наблюдал за Эшли — та ладила к куртке шеврон на липучке, черный круг с алыми цифрами и буквами «55 yd»[9].

— Теперь можно?.. В Петербурге мне сделали это в подарок, из любезности, но просили не носить, пока я не приеду сюда.

— Рановато. Народ в Куже простой, бесхитростный. Все необычное их настораживает.

Девушка сняла и убрала шеврон.

— Нас там не любят?

— Вас там не знают. Отказы интернета, телефона они связывают с приходом поездов. Поезд большой, металлический — он мешает антеннам передавать сигнал. Вносит возмущение в магнитные поля. Или притягивает волны, или поглощает. Потом поезд с людьми уходит, и связь восстанавливается.

— Так думают у нас индейцы в резервации.

— Тут все грамотные, со средним образованием. Но мистика, астрология и НЛО у нас тоже популярны. Есть даже канал чудес на ТВ.

— Я использую еще смолку, чтобы не волновать людей.

— Как хотите. С рабочим поездом из Вирьгаты приедут тамошние, так что эффект все равно будет.

Лесное темное безлюдье по сторонам федеральной трассы раздвинулось, деревья поредели, показались первые домики. Шум ощущал себя защитником цивилизации на боевом посту.

— «Остановить его»… Остановить прогресс — то есть лишить нас всего?

— Чего?

— Телефонии, сетей, электроники — того, что создает наш мир. Взять хотя бы учебу — сейчас она немыслима без широкого доступа в инфосферу.

Во взгляде Эшли ему почудилось сострадание.

— Шкаф, в который поставили тысячу книг, не станет профессором, он останется деревяшкой. Виктор писал мне, что у вас люди тоже