— Если бы большинство молодых людей во всех странах достаточно убедительно заявили о своих чувствах, политики, может, и передумали бы и отказались от своего опасного сумасбродства.

И вот весной Марк и Дженни сели на корабль, плывущий в порт Сантандер на севере Испании. Когда они прибыли на континент, в Испании царило смятение. Отовсюду лились потоки противоречивой информации; было даже непонятно, кто сейчас у власти. Идеалистические взгляды, вдохновившие ребят на путешествие в Испанию, грозили утонуть в лавине препятствий, вставших на пути их желания пригодиться, правда, как — неясно. Более пяти недель они просидели в Сантандере, не представляя, что делать дальше. Наконец вышли на агента Интернациональных бригад[20] — сурового усатого баска, почти не говорившего по-английски. Тот представил их небольшой компании столь же восторженных и безнадежно наивных добровольцев из нескольких европейских стран и направил группу в Мадрид, добавив, что, если на пути встанут силы националистов, следует добраться до Валенсии.

Небольшая группа добровольцев, включая Марка и Дженни, попытались добраться до республиканского оплота — Валенсии. У них был план, шаткий и схематичный: ехать на восток и на юг, следуя течению реки Эбро; дойти до Лограно, а затем до Сарагосы и наконец очутиться на восточном побережье Таррагоны. Если удастся проделать столь далекий путь, дальше они могли двинуться вдоль побережья на юг, к Кастельон-де-ла-Плана, а оттуда уже рукой подать до Валенсии. В этом плане имелся один большой пробел: они не знали и никак не могли выяснить, какие города и деревни по пути находились под контролем республиканцев, а где засели сторонники националистов.

Беда настигла их уже через несколько дней. К востоку от Лограно по пути к следующему пункту назначения их обстрелял из засады небольшой отряд националистов. Добровольцы разбежались кто куда; Марк и Дженни двинулись на юг и скрылись в живописных лесистых долинах и деревнях Риохи. Они ориентировались по устаревшим неточным картам, которые им показали в Сантандере, и лишь в общих чертах представляли себе, где находятся. Они не знали, что с каждым шагом заходят все глубже на территорию заповедника Сьерра-де-Себоллера, где совсем не было человеческого жилья, не считая пары крошечных сел. Другими словами, они безнадежно заблудились.

* * *

Поймать в засаду двух уставших путников оказалось легче легкого; впрочем, это и засадой-то было сложно назвать. Измученные страхом и усталостью и почти оставшиеся без провизии Марк и Дженни уснули в тенистой оливковой роще и проснулись от звука, который невозможно было спутать ни с чем: над ухом щелкнул курок винтовки. Они сели и обнаружили, что находятся в кольце из восьми вооруженных мужчин, смотревших на них весьма враждебно.

За время пребывания в стране они немного выучили испанский, но их знаний едва бы хватило, чтобы выпутаться из этой кризисной ситуации. Марк закрыл глаза и произнес два слова, которые могли заслужить им приветствие или пулю, так как сразу показывали, на чьей они стороне.

— Но пасаран![21] — уверенно выкрикнул он клич республиканского движения и крепко схватил Дженни за руку. — Но пасаран! — повторил он.

— Вива ла Пассионария![22] — отвечали солдаты.

Марку и Дженни повезло. Они попали в руки партизан-республиканцев. Все, что происходило после обмена благородными лозунгами, больше походило на фарс. Проблема заключалась в языковом барьере. Безуспешно попытавшись наладить общение на испанском и английском, Дженни спросила, знает ли кто-нибудь из них французский.

— Un petit peu, mam’selle[23], — отвечал один солдат.

Так, по-прежнему с огромным трудом, Марку и Дженни удалось рассказать партизанам обо всем, что выпало на их долю с момента приезда в Испанию. Через нового переводчика, чьи возможности были крайне ограничены, они сумели объяснить, что они англичане. Это поразило и развеселило партизан, как показалось Марку и Дженни, вне всякой меры. Главарь отряда тут же засуетился, велел им встать, и отряд двинулся вниз по холму.

— Куда нас ведут? — прошептала Дженни.

— Понятия не имею, — ответил Марк, — кажется, я слышал имя «Кармен», но не уверен.

Через несколько часов, когда сумерки принесли желанное облегчение от палящего зноя, уставшие, голодные, грязные и мучимые жаждой путники наконец дошли до маленькой деревушки. Командир повернулся и заговорил с Марком, размахивая руками, точно это делало его речь более понятной.

Марк кивнул и повернулся к Дженни.

— Кажется, он сказал, что в этой деревне безопасно.

Но в деревне они не остались, а продолжили идти и углубились в лес. Шли еще час и наконец очутились на поляне, где стояли две хижины и несколько палаток, сооруженных из подручных материалов.

Командир партизан постучал в дверь одной из хижин. Дверь открыла женщина лет двадцати восьми; она вышла на порог. Редкая, яркая красавица: длинные волосы цвета воронова крыла обрамляли лицо с высокими скулами и смуглой оливковой кожей.

Марк и Дженни стояли близко и слышали разговор между командиром и женщиной. Хотя слова на испанском являлись для них бессмысленным набором звуков, по почтительному тону командира стало ясно, что женщина была здесь главной. Она отпустила его кивком и повернулась к Марку и Дженни. Видимо, их вид ее позабавил; она улыбнулась и указала на уходящего командира. На безупречном английском с легким акцентом она произнесла:

— Он сказал, что вы приехали присоединиться к нашей борьбе, но попали в беду. Неблагодарно отказываться от помощи, ради которой вы так рисковали. Заходите, расскажите о себе; вы наверняка проголодались. Поговорим за ужином. — Приглашение больше напоминало приказ. За поясом у женщины был револьвер.

Хижина оказалась на удивление просторной. Несмотря на скудную обстановку, внутри было чисто и сладко и приятно пахло сосной.

— Садитесь, — велела хозяйка, и Марк с Дженни с радостью повиновались; после долгого перехода, порядком понервничав из-за грозившей им опасности, они выбились из сил.

— Меня зовут Кармен; под этим именем меня здесь знают. На самом деле меня зовут иначе, но в целях безопасности мы используем псевдонимы. Если эти свиньи-националисты поймают одного из нашей группы, тот сможет назвать лишь прозвища, и личности наших товарищей не будут раскрыты.

Она говорила тихо, с легкой хрипотцой, но речь ее была четкой и мелодичной. Кармен продолжала:

— Тебя, — она указала на Марка, — буду звать Эль Инглес, Англичанин; а ты, дорогая, — она повернулась к Дженни, — станешь Ла Чика, Девочка. Того, кто привел вас ко мне, зовут Эль Хитано[24] — в жилах его матери течет цыганская кровь. Обычно мы сами выбираем себе прозвища, но я выбрала ваши, так как вы не знаете нашего языка. — Кармен улыбнулась.

Глядя на ее улыбку, Марк немного успокоился и вспомнил, что его бабушка любила оперу.

— А вы назвались Кармен, потому что любите тореадоров или работаете на сигаретной фабрике? — спросил он.

Кармен рассмеялась; смех у нее был веселый, звучный и гортанный.

— Да, я