Шрифт:
Закладка:
Дэнни работал на овцеводческой станции недалеко от города и каждый вечер в субботу ходил на танцы. Там летом 1937 года он впервые увидел Дотти Фишер. Дотти была высокой блондинкой, статной и привлекательной. У нее была отменная фигура, но этим ее достоинства не ограничивались. Когда Дэнни узнал, кто она такая, в его голове сразу нарисовались другие фигуры — например, жирный знак доллара. Фамилия Фишер в тех краях ассоциировалась с большим богатством. И Дэнни решил, что кусок этого пирога должен принадлежать ему. Он задумал сперва познакомиться с Дотти, а затем охмурить ее.
Дотти тогда едва исполнилось девятнадцать; она выросла в тепличной обстановке, и Дэнни представлялся ей парнем, о котором можно только мечтать. Не просто красивый, а прекрасный, как кинозвезда, которых Дотти видела лишь на экране местного кинотеатра. Темные выразительные глаза на лице с изящными точеными чертами; улыбка, в которую было вложено все его неисчерпаемое обаяние, мускулистое тело, лучившееся юностью и силой. Дотти мигом влюбилась в Дэнни — точнее, в его образ.
А вот другие — в частности, Патрик Финнеган и его жена Луиза — не поддались обаянию юноши. Поначалу они решили, что Дотти просто потеряла голову и это скоро пройдет. Не заметили тревожных знаков и не успели вовремя уберечь ее. Когда же все стало ясно, было уже поздно — для них и для Дотти.
Дэнни с первого взгляда не понравился Патрику и Луизе и сразу вызвал их недоверие. Их раздражало его обаяние, в ловушку которого попала Дотти; им казалось, что это лишь личина. Неспособность подружиться с их собственными детьми также сыграла роль. Луиза верно подметила, что Мэллой игнорировал все, что считал неважным и бесполезным для своей цели; его интересовал только главный приз. Патрик с ней согласился.
С большой неохотой, после долгих уговоров, Финнеган, будучи официальным опекуном Дотти, одобрил ее брак с Дэнни Мэллоем. Свадьбу назначили на весну следующего года. Дотти очень хотела пригласить брата Люка, но никто из членов семьи не имел ни малейшего представления, куда он уехал.
Глава тридцать первая
Перед выходом в первый патруль Марку и Дженни впервые выдали оружие и патроны. Марк с удивлением обнаружил, что его пистолет итальянского производства; Дженни получила британскую винтовку. Оружие конфисковали у врага.
Патрулирование должно было продлиться более двух недель; ему предшествовали тщательные приготовления. Всем участникам патруля выдали рюкзаки с необходимыми припасами. Республиканцам предстояло идти по густым сосновым лесам, сменявшимся буковыми зарослями необыкновенной красоты. Ненадолго забыв о суровой реальности, можно было притвориться, что Марк и Дженни отправились на приятную пешую прогулку.
Целыми днями партизаны бродили по горам, и единственными живыми существами, что попадались им на пути, были пестрые скворцы и суровые кроншнепы. Пару раз видели одинокого сокола; тот парил в небесах и пулей устремлялся вниз, вцепляясь в несчастного маленького грызуна.
На шестой день Кармен вела патруль по густому буковому лесу. Они пробирались сквозь непроходимый кустарник, когда она вскинула руку в предупреждающем жесте. Все замерли, присели, прислушались к тихому лесу. Вдали кто-то крался сквозь кусты. Партизаны стали ждать, стараясь дышать бесшумно и не издавать ни звука. Далекий шум усилился. Кто бы ни шел по лесу, он шел им навстречу.
Они ждали с пистолетами наготове, прижав к куркам согнутые указательные пальцы. Звук приближался и становился громче. Чужак — или чужаки — был совсем близко. Нервы натянулись как струна; партизаны ждали, застыв неподвижно, как статуи.
Вдруг, испугав затаившихся республиканцев, чужаки продрались сквозь последние разделявшие их ветки и остановились. Огляделись, но не заметили прячущихся в лесу. Лесной олень, главарь, статный, мускулистый, поднял свою благородную голову и принюхался. Вполголоса подав команду своим спутникам, олень бросился прочь и скрылся в густых зарослях. Стая послушно побежала за ним, и партизаны расслабились, впервые за несколько минут вздохнув полной грудью. Все, кроме одного, поднявшего винтовку. Но Кармен схватилась за дуло и решительно опустила его.
— Нет, — велела она и приставила палец к губам, запретив солдату стрелять.
В тот день Марк особенно устал. Идти по горной местности тяжело, но дело было не только в этом. Накануне ночью он дежурил, и, когда они разбили лагерь, сон чуть не сморил его еще до ужина. Ужин пришлось есть холодным: стрелять в оленя было нельзя, так они выдали бы свое расположение, а костер привлек бы врагов, как свет маяка. Один из партизан приготовил национальное блюдо — гаспачо, холодный суп из помидоров, лука и чеснока. Суп ели с зачерствевшим хлебом, колбасой чоризо, оливками, сыром и фруктами и запивали красным вином; на усталого Марка трапеза подействовала как снотворное.
Дженни и Кармен обменивались насмешливыми взглядами, наблюдая за Марком, пытавшимся не клевать носом во время еды. Когда он все же уснул, они некоторое время молча смотрели на него, а потом заговорили вполголоса, так как почти все их товарищи тоже уснули.
— Зачем вы сюда приехали? — спросила Кармен.
— Теперь это кажется глупым и бессмысленным, но мы сделали это, потому что ненавидим фашизм. Мы не коммунисты и даже не социалисты, но, по мне, так необязательно принадлежать к какой-либо политической фракции, чтобы ненавидеть зло, а фашизм — абсолютное зло. Мы давно хотели помочь. Потом прочитали, что творят националисты в Испании, и не смогли оставаться в стороне. Но пока от нас нет никакой пользы. Лучше бы мы остались дома. Иногда мне кажется, от нас больше проблем, чем помощи.
— Не надо так думать, — с укоризной ответила Кармен. — Нет ничего хуже, чем оставаться в стороне. Многие правительства и политики проповедуют невмешательство. Эта политика постепенно сводит на нет нашу борьбу. Вы и люди, подобные вам, — волонтеры со всей Европы и из других стран — очень помогаете нашему делу. Для этого не нужно даже стрелять или бросать гранаты. Само ваше присутствие, ваша поддержка и солидарность укрепляют наш дух. Даже от этого есть польза.
— А как ты стала партизанкой? — Дженни и Марк давно хотели спросить об этом Кармен, но лишь сейчас Дженни решилась.
Кармен побледнела. Она так долго не отвечала, что Дженни испугалась, что