Что же такое женщина – в отличие от мужчины? Это бисексуальное существо, в котором особенно ярко пульсирует материнское начало. Это существо, которое должно в процессе жизни раскрыться, чтобы дать побег новой жизни. Какой великий труд она должна поднять: отдать все свои внутренние соки, свою кровь, свои нервы, свои заботы, свои думы и мечты невидимому эмбриону и затем, когда исполнятся дни и сроки, точно в муках распятия, произвести на свет новую жизнь. А вслед за этим – бесконечная перспектива новых забот и новых трудов, требующих вечного бдения, не только физического, но и духовного, под сотворенным ею человеком. Вот что пульсирует в каждой женщине, делая её, в силу её психофизиологической задачи, существом более нежным, менее эгоистическим, постоянно выходящим – сознательно или бессознательно – из узких пределов своего личного я, чтобы, так сказать, потонуть в безбрежности мировой жизни. Вот внутренний напев каждой женщины, чуткой к себе самой и, быть может, ещё более чуткой ко всему, что должно оплодотворить её личное я. И вокруг этого центрального пункта её сущности кипит сама жизненная стихия, подчиняясь мировым законам материнства. Нельзя себе представить эволюцию жизни, не считаясь с идеей материнства, нельзя себе представить самой жизни, в её последовательных трансформациях, если не мыслить при этом, в самом центре всех явлений, так сказать, в средоточии всего космоса, материнства, как силы, воспринимающей зерно всякой новой идеи и дающей ей реальную жизнь. Как всё человечество, поколение за поколением, вырастает и развивается через кровь женщины, так через душу её бегут, растут и распространяются мировые идеи, предназначенные к новым оплодотворениям истории. Мысли сухие, схоластические, которые мертвы для жизни, не ведут никуда историю, обыкновенно не захватывают женщин: инстинктивная материнская чуткость заставляет их проходить мимо таких мыслей. Но всё, что несет с собой прибой жизни действительной, – идейной, художественной, социальной, с энтузиазмом подхватывается женщинами. Во всех мировых революциях звучит и страдальческий, и торжествующий крик матерей, – и можно сказать, что все истинно плодотворные революции представляют собой символ мирового материнства.

Но есть ещё одна особенность в бисексуальном существе женщины, которая, по истине, могла бы быть названа божественной. Женщина менее дифференцирована, чем мужчина, более цельна, слиянна в своих полярно-противоположных элементах, и потому самая её сексуальность есть не самодовлеющая хищная сила, а нечто сложное, одновременно и плотское, и духовное, выраженное в общем сердечном ритме. Мужчина любит прозаически, без фантазии, думая об угождении собственной плоти и кощунственно превращая плоть женщины в орудие своих жадных наслаждений. Женщина полна фантазии, думая об угождении собственной плоти и кощунственно превращая плоть женщины в орудие своих жадных наслаждений. Женщина полна фантазий, эротикой, которая всё реальное превращает во что-то сверхреальное, почти сверхчувственное. Целое облако мечты и вдохновения обвивает у женщины грубые по форме проявления сексуального инстинкта – и она говорит, как поэт. Возлюбленный является для неё не просто мужчиной, а горем. Даже тогда, когда мужчина своими неожиданными требованиями и грубыми приставаниями как бы насилует тело женщины, душа её, под белыми крыльями небесного Эроса, остается недосягаемой для насилия. Настоящая женщина не может быть изнасилована до конца. В ней живет, охраняя её, неприкосновенная святыня внутренней девственности.

В женщине никогда не умирает девушка. Девушка – это существо, по преимуществу, не дифференцированное, по преимуществу, цельное, – Примитив, гармонически заключающий в себе все физические и духовные возможности. Это – цельная, вечная монада, своими корнями проникающая в таинственный, неистощимый источник всякой жизни. Вот почему, какой бы грубой эксплуатации ни подвергалась женщина, её внутренняя девственность, девушка, в ней живущая, её духовная монада, не может быть убита до конца. Она растет, развертывается из своей монады и, окончательно расцветши и развернувшись, всё-таки не теряет её. Дифференцированная во всей сложности своих физических функций и интеллектуальных настроений, в глубине она всегда остается цельною, стыдливою в самой страсти, чистой и в радостях, и в скорбях. В ней всегда живет святая дева, Мадонна. Любя, она возрождается в красоте телесной и душевной, цельной и неистощимой, как её монада.

Вот что такое Ж, т. е. идеальное подобие женщины. Речь идет именно об идеальном её подобии, ибо женщина в жизни, в истории, как и мужчина, представляет собой только большее или меньшее приближение к нему. При квалификации женского типа, каким он сложился исторически, приходится считаться с условиями его развития. Культура женского интеллекта и характера, при бесчисленных и всегда властных стеснениях различных родов – от деспотической формы семьи до деспотического государства – была всегда минимальна. Естественное материнство, прирожденное ей, грубо ставилось ей на вид, как обязательная повинность, как единственное назначение, требующее отказа от всего другого, от всего того, что облагораживает, одухотворяет женщину, как человека и как мать. Жизнь её шла под кнутом. Что же удивительного, если, при богатстве, и гений её мялись и затаптывались до почти полного уничтожения. Она бледна, бессильна в литературе, в искусстве, в строительстве жизни! Да. Но как вдохновительница искусства, мысли, жизни, как предмет всех культов и центральная фигура величайших художественных произведений, – разве она не раскрывала уже той таинственной своей сущности, которая отвечает её настоящему идеальному подобию? Искусство великих духовидцев, упреждая историю, поставило знак равенства между идеальным подобием женщины, между Мадонной, и не развернувшейся сущностью каждой реальной женщины, и этим укрепило нашу веру в возможную, будущую женщину, с вибрацией всех человеческих струн, не только сердца, но и разума, и творческой воли. Сиктом. От Мадонн Мемлинга веет всеми тонкостями высочайших прозрений через светлое око ума. Обернитесь и посмотрите в даль античной истории: сколько просветленного и воинственного разума в бессмертных женских фигурах Праксителя, Поликлета, Скопаса? Венера Милосская – это, можно сказать, мраморный символ всей неисчерпаемой интеллектуальности благородной Эллады. Всё это говорит убедительнее всякой науки о заложенных в женщинах духовных возможностях, всё это – неопровержимые пророческие догадки сквозь то, что есть, о том, что будет и уже идет.

Вейнингер просто смешал узкое и одностороннее отвлечение от реальности, каким является его Ж, с идеальным подобием женщины, которое намечает пути её исторического развития. В своей хуле на женщину, доходящей до бравады и глумления, он пошел дальше всех известных в литературе ненавистников женщин – дальше Шопенгауэра, дальше Ницще. При этом он впадает в целый ряд почти очевидных логических ошибок, главнейшая из которых состоит в том, что в рассуждениях о мужчине он всегда имеет в виду какое-то вымышленное, идеальное М, не считаясь с реальной действительностью, а в рассуждениях о женщине, наоборот, он, не задумываясь над её