перебраться в град Вускцию, где к таким вещам относятся спокойно.

– Правда? – заинтересовался ты.

– Вроде бы. Сказывали мне, будто на севере, где царит вечный холод, любимые жрицы богов сплошь… – Тиказ неопределенно взмахнула рукой, стараясь подобрать слово. – Сплошь как моя тетка. Как ты. Не знаю, правда или нет, но так говорят.

– А почему ваша тетка не переехала в град Вускцию?

– А почему она должна уезжать? – огрызнулась Тиказ и, скрестив руки, воинственно уставилась на тебя.

– Не должна, – согласился ты и внезапно на глазах помолодел. – Ей очень повезло с семьей.

– Очень повезло. – Тиказ наконец сменила гнев на милость.

– Ваша матушка здесь, в Вастаи?

– Она вернулась в родное гнездо, на запад. Уехала, потому что больше не могла выносить отца. На прощание она сказала, что я вольна выйти замуж за кого пожелаю, а если отец попытается сосватать меня насильно, мне следует бежать из Вастаи к ней.

– А ваш батюшка спит и видит, как бы выдать вас за Мавата, – сообразил ты.

– Либо как бы я понесла от него. Едва ли из Мавата получится хороший муж, на то есть масса причин. Уверена, отец полностью разделяет мое мнение, однако ему безумно хочется иметь во внуках потенциального кандидата на скамью.

Ты саркастически хмыкнул и наткнулся на пристальный взгляд собеседницы.

– Вот именно, – сказала она. – Мы с Маватом вместе росли. Он мне нравится. Несмотря на его высокий статус, мы друзья. Кроме того, он чертовски привлекателен. Но ему все достается слишком легко и не всегда заслуженно.

– Да, у Мавата есть все основания повторить ошибки отца. Если его назначат Глашатаем, окружат лестью и будут подавать все на блюдечке. Однако он не таков.

Тиказ ехидно ухмыльнулась.

– Ну если только самую малость, – уступил ты. – Но это не его вина.

– Какая разница, чья в том вина? Он знает, что ты перед ним в долгу. И с каждым днем этот долг растет.

– Я не в его вкусе, – возразил ты. – Мават не позволял себе никаких поползновений в мою сторону.

– Не в его, не спорю. Однако раньше это его не останавливало. А он тебе по нраву? – спросила Тиказ напрямик, не тушуясь и не отводя глаз.

– Нет. Ничего не имею против мужчин, но все же предпочитаю женщин.

– Серьезно? – Тиказ разомкнула руки и поднялась.

– Абсолютно, – заверил ты. – А кто по вкусу вам, госпожа?

– Нашел о чем думать! – расхохоталась Тиказ. – Обсудим позже, если не сгинешь в подклете.

Она исчезла в коридоре, плотно притворив за собой дверь.

Ты застыл на кровати обескураженный, с гримасой человека, который хочет улыбнуться, но не осмеливается.

В сумерках посланник встретил тебя под сводами крепости, велел накинуть поверх одежды ветхую черную блузу и следовать за ним молча, не поднимая глаз. Вдвоем вы беспрепятственно проникли в башню и поднялись на крышу. Небо заволокло тучами, дул ледяной ветер, на верхней площадке горело несколько фонарей. Подхватив один, провожатый подвел тебя к заповедной лестнице.

– Стойте здесь, – шепнул он – Надеюсь, вы услышите то, что слышал я, и сообщите обо всем преемнику.

– Тебе дозволено находиться здесь в столь поздний час?

– Да. До рассвета сюда никто не сунется. Глаш… Другой уполномоченный давно спит и видит десятый сон.

– Еще кто-нибудь в башне слышал крики? – допытывался ты.

– Здесь очень толстые стены, – ответил гонец и едва различимым шепотом добавил: – А может… может, это потусторонний звук.

– В подклете водится привидение? – испугался ты.

– Откуда мне знать?! Но что-то или кто-то там точно есть.

– Одолжи фонарь, – попросил ты.

– Зачем? – изумился слуга, протягивая искомое.

– Внизу наверняка темно.

Не дав провожатому опомниться, ты зашагал вниз по лестнице. Слуга, разинув рот, смотрел тебе вслед.

Ты миновал ступень за ступенью, однако не увидел ничего, кроме уже знакомых стен из бледно-желтого известняка. Ни дверей, ни пролетов. Лестница спиралью вилась по периметру башни, только своды чересчур низко нависали над головой. Человеку рослому вроде Мавата – или Гибала – пришлось бы идти ссутулившись.

Чем ниже ты спускался, тем отчетливее – надеюсь! – становился несмолкаемый скрежет. Либо он был настолько привычным фоном для обыденных звуков, что не привлек твоего внимания. Уловил ли ты плеск? Нахмурившись, ты опасливо продолжал спуск.

Ты замедлил шаг, различив в свете фонаря влажные стены, мокрый пол, и замер при виде воды, затопившей ступени. Высоко поднял фонарь. Впереди, в десяти-двенадцати футах из подземного озера, поднимался новый пролет.

Ты мешкал, поочередно косясь то на стены, то на скопление воды.

– Интересно, какая здесь глубина? – пробормотал ты себе под нос.

Обернувшись, скользнул взглядом по влажной кладке до места, где она сменялась сухой. Неопределенно пожал плечами и шагнул в воду. Через две ступени погрузился по колено, споткнулся и едва не упал, когда вместо третьей ступени очутился на ровной площадке. Ты осторожно двигался вперед, пока не уткнулся насквозь промокшим сапогом в основание встречной лестницы.

На ее вершине зиял проем. Переступив порог, ты осветил комнату площадью в десять футов. Скрежет тут усилился, совершенно отчетливый, неопровержимый. Прямо перед тобой темнела массивная дубовая дверь. Справа проем поменьше вел в подобие ниши, где лежали продолговатые кости и груда черепов – всего шестнадцать, хотя едва ли ты удосужился сосчитать. Слева… Ты поморщился от вони, ударившей в нос. А в следующий миг узнал человека, распростертого на каменных плитах. Его грязные, некогда белые одежды превратились в лохмотья, ноги были заведены назад и связаны с руками за спиной. Твое лицо исказила гримаса ужаса. Даже в столь бедственном положении пленник внешне чрезвычайно походил на своих брата и сына, поэтому ты безошибочно угадал в нем отца Мавата, Глашатая Ворона из Ирадена. Живого! Правда, на последнем издыхании.

Что ты почувствовал, увидев Глашатая – если он еще считался таковым после коронации Гибала – живым? Мават категорически отрицал такую возможность, уверяя всех и каждого, что отец мертв, и в сложившейся ситуации это единственный неоспоримый факт. Очевидно, смерть отца была делом чести для Мавата – какой позор постигнет его, если выяснится, что Глашатай пренебрег священным долгом?!

Впрочем, на кону стояли вещи посерьезнее самолюбия Мавата. На кону стояло благополучие всего Ирадена.

Как я уже говорил, ты производишь впечатление человека неглупого. Ты не принял на веру заявление Мавата о неопровержимой гибели отца, руководствуясь при этом отнюдь не праздными рассуждениями. Потом гонец поведал тебе о подозрительных криках. Скорее всего, ты рассчитывал обнаружить Глашатая живым. Однако предвкушать катастрофу – это одно, а утвердиться в своих самых страшных догадках – совсем другое.

Все это