Шрифт:
Закладка:
– Все так и было, – кивает Вера, единственная свидетельница беседы, – двое сюда забежали, укрыться хотели, – да не вышло! Охранники вломились, бедняг сразу мордами в пол, ногами начали пинать… В общем, ужас, до сих пор забыть не могу!
– Ну?! Я ведь правду говорю!
Феликс набулькивает из графина, я же пребываю в сомнении: открывать ли страшную тайну? В смысле, признаваться ли, что я – пресса? Сделав глоток, решаю повременить: Феликс и так обрел союзника и помощника. Он выдает пачку флайеров, отслюнивает десятка три газет и берет клятвенное обещание, что я их распространю.
– Нет, надо кое-что еще, чтобы вы окончательно убедились…
Он роется в бездонном рюкзаке, чтобы вскоре достать диктофон.
– Здесь свидетельства из первых рук! То есть беседы с теми, кто после выписки. Слушаешь – волосы дыбом!
Аппарат торжественно передают в мои руки, дескать, это надо обязательно прослушать. А через пару дней, когда опять встретимся, продумаем дальнейшую стратегию. Наша задача (Чехов делает акцент на слове «наша») – получить максимум информации и передать в соответствующую комиссию.
– Так вы не едете? – спрашиваю на остановке.
– Позже. Надо проверить одну дырку в заборе, заделали или нет.
Свидетельства поглощаю дома, выложив аппарат на кухонный стол. В первой записи голос глуховатый, речь с заиканием, но, в общем, все понятно. Это жертва родственников, парень не нашел общего языка со старшим поколением, что настрочили целый воз доносов сначала в диспансер, потом в Пироговку. Семейные скандалы, побеги из дому, бессонница, и вот уже на пороге добры молодцы в белых халатах, коих предупредили – клиент может укусить, выцарапать глаз, так что лучше применить превентивные меры. Они и применили, парень-то не выказал восторга насчет предстоящей поездки. Вначале стукнули по голове, потом связали руки, только в машине развязали, взяв обещание, что тот будет хорошо себя вести. А как хорошо вести, если тебя запихивают в дурку?! Когда попытался сбежать из приемного покоя, догнали, опять связали и что-то вкололи. «С того м-м-момента все как в т-т-тумане. В ванну запихнули, холодной водой окатили – и в п-п-палату. Хотя это было больше похоже на к-к-камеру, причем очень старой тюряги. Стены облуплены, рамы рассохлись, из щелей с-с-сквозняки страшные. В туалетах все к-к-краны текут, а г-г-главное, кабинки без дверей и даже без п-п-перегородок! Сидишь на т-т-толчке, опорожняешь кишечник, а на тебя десять рыл п-п-пялятся! Еда просто к-к-кошмар, вначале после каждого приема пищи б-б-блевал. Поем – и к унитазу! Потом п-п-привык. Мобильник сразу отобрали, никаких з-з-звонков! Хотя мне и не хотелось з-з-звонить этой сволочи, п-п-папаше с мачехой. Это же мачеха все п-п-подстроила, ведьма! А г-г-главное…» В этом месте пауза, слышно, как чиркает зажигалка и говорящий с шумом выпускает клуб дыма. «Что – главное?» – звучит вопрос Феликса. «Как-то ночью д-д-двое уродов меня т-т-трахнуть решили. Из моей же п-п-палаты! Еле отбился от у-у-уродов, а наутро пожаловался санитарам. Так мне ответили – они же б-б-больные люди, их п-п-простить нужно!»
Воображение тут же подставляет на место обладателя голоса Максима. Это его связывают, бьют по голове, заставляют испражняться на людях и принуждают поглощать еду, от которой выворачивает. Максим беспомощен, превращен в ничтожество, в таракана, в мелкую букашку!
Не выдержав, вскакиваю из-за стола и меряю шагами кухню. «Двое уродов решили трахнуть…» Дичь какая-то! Я представляю, как некие монстры в больничных робах, у которых от похоти каплет слюна изо рта, наваливаются на сына, вдавливают лицо в подушку, чтобы тот не кричал, и… Лучше присесть и опять включить диктофон, из которого раздается срывающийся женский голос. Мать-одиночка в свое время решила позвонить в службу доверия, чтобы рассказать о страхах, тревогах и проблемах с маленькой дочерью. Но угодила на операторшу соцопеки, что записала адрес и подняла на ноги полицию: караул, психотичка воспитывает малолетнюю! SOS, спасите ребенка! Увидев на пороге полицейских, мать была в шоке. Ах, не понимаете почему?! А вызовем-ка специалиста, пусть ваше состояние квалифицируют! Тут же – скорая из психушки, и вердикт: нужна госпитализация! Какая, к черту, госпитализация?! Я выплакаться хотела, уроды, а не в больницу просилась!! Ор, крик, потом под белы рученьки – и в Пироговку! Когда несчастная мать отказалась от обследования, ей пригрозили, мол, в ее крови могут обнаружить морфий или амфетамин, а тогда не видать ей дитяти как своих ушей. В итоге она все подписала, три месяца провалялась в больнице, поглощая (куда денешься?) психотропы, а в финале – лишение родительских прав!
Так, срочно выкурить сигарету. Потом еще одну, теперь спать-спать-спать! Но заснуть (это я знаю) точно не смогу, поэтому жму кнопку воспроизведения. Тема затягивает, засасывает, будто трясина, пробуждая в душе тупую злость. Вот чего в последнее время не доставало: тоска, хандра, депрессия – этого добра хватало, а злость была в дефиците…
Исповедь матери-одиночки заканчивается хлюпаньем и плачем. Кто там дальше? Ага, парень из РВК, иначе говоря – уклонист, горько пожалевший о своей попытке закосить. Ныне действует установка: гасить тех, кто не желает присягать Родине, так что в психбольницу того доставили прямо из военкомата. А в палате – зэки со стажем, которые под дурика работают, дабы наказания избежать. Для начала уклониста мордой о спинку кровати хряснули, потом за хавкой послали к настоящим психам. Он в чужую тумбочку полез, а на него всей палатой как накинутся! «Еще нас просили помочь определять буйных чуваков на вязки. Санитарки-то в основном бабы, сил не хватает, так они к нам: помогите, мол! Мы вяжем придурка, после чего ему укол – хуяк! Он в отрубе сутки валяется, ссытся под себя, ну, хуй знает что им там кололи. Но я бы не хотел на их месте оказаться».
Что ж так материшься, уклонист?! Уши вянут тебя слушать! С другой стороны, психушка – не институт благородных девиц, и там, не забывай, упрятан твой сын!
Ладно, завершаем прослушивание. Вопрос Феликса: «А тебе чего-нибудь кололи?» – «Не, таблетки давали, только я их в очко выбрасывал. Лишь один раз зэки для смеху заставили препараты сожрать». Феликс: «И что?» – «Спал весь день, и обед проебал, и