Среди них были архивные обсуждения Perplex City, I Love Bees, Year Zero и других игр, а также оживленные дискуссии более современных ARG – This Is My Milwaukee и Commander Video, но внимание Эмили привлекли не они, а последний пост на второй странице. Он был опубликован неделю назад и состоял из единственного вопроса: «Ты в игре?»

Эмили не поверила своим глазам.

Она наткнулась на обсуждение «Кроликов».

Она зашла в пост, ожидая найти что-нибудь интересное – например, новости о начале новой итерации, – но сообщение оказалось пустым. В нем был только заголовок. Запостил его человек под ником «Первоцвет 6878».

Под постом было четыре ответа. Первый оказался простым и спрашивал про грамматику французского языка: «Lapins ou Lapines? Кролики мужского или женского рода?» Эмили не представляла, почему правильное написание названия игры вообще кого-то волнует. Она откинулась на спинку стула и продолжила просматривать ответы.

Некто, явно не слышавший об игре, ответил на первый вопрос прямо и очевидно: «Существительное “кролик” мужского рода, “крольчиха” будет “lapine”». Следующий ответ был адресован изначальному вопросу и звучал просто: «Tu joues, tu ne dis jamais». Эту фразу Эмили узнала, потому что неоднократно видела ее английский аналог. Первое и единственное правило игры: «Играешь – не рассказывай». Последним сообщением на странице был ответ Первоцвета 6878 на свое же сообщение. Он был написан полностью на английском: «Хейзел в беде. Пожалуйста, помогите».

Большинство пользователей давно удалили свои аккаунты, но один из участников оставался активным.

Тот самый Первоцвет 6878.

Эмили зарегистрировалась. Первоцветом звали кролика из знаменитого романа Ричарда Адамса «Обитатели Холмов», поэтому в качестве ника Эмили выбрала другого кролика – Одуванчика. Эмили отправила Первоцвету 6878 личное сообщение – короткий вопрос: «Дверь открыта?» Затем доела завтрак и вернулась в отель.

В холле Эмили заметила кучу афиш, рекламирующих фильмы, выходящие во Французской синематеке. Их было три: La Règle du Jeu («Правила игры»), L’Année Dernière à Marienbad («В прошлом году в Мариенбаде») и Masculin Féminin («Мужское – женское»). Все они были просмотрены Эмили еще в университете. «В прошлом году в Мариенбаде» был любимым из троицы, но внимание привлекли как раз остальные. «Мужское – женское» Жан-Люка Годара – из-за вопроса, прочитанного на форуме, а «Правила игры» – из-за самой афиши, которая в минималистичном стиле изображала людей, собравшихся вокруг стола, в центре которого лежал большой живой кролик с кровоточащей лапкой, пойманный в силки.

Эмили видела «Правила игры» и понимала, что ролик в силках – часть сюжета, и все же для игрока в «Кроликов» любое упоминание зверьков заслуживало внимания. Поэтому Эмили сфотографировала афишу и поднялась в номер.

Там она рассмотрела изображение со всех сторон, но не нашла ничего, кроме самого кролика. Сев на кровать, она задумалась, что делать дальше. Можно было прогуляться вдоль Сены или прокатиться на трамвае до Сакре-Кёр, но Эмили всегда мечтала посмотреть фильм в Синематеке.

Она взглянула на время.

До начала первого фильма оставался час.

* * *

Французская синематека располагалась в большом историческом здании, спроектированном Фрэнком Гери в стиле постмодернизма. Внутри находились музей мирового кинематографа и, разумеется, кинозалы.

Эмили купила дневной абонемент и пошла в кино.

В перерывах между фильмами она сходила в ресторан Синематеки, Le 51, и пришла от него в полный восторг. Впервые за время пребывания в Париже Эмили погрузилась в романтику, которую ассоциировала с Городом Света.

Последним шел «В прошлом году в Мариенбаде». Эмили хорошо его помнила, а потому думала пропустить, но за ужином она выпила вина, и мягкое послевкусие лосося-пашот и бордо придало желания еще раз полюбоваться на великолепную странность Мариенбада.

Эмили была рада, что осталась.

Пересмотреть фильм, да еще и в Париже, было чудесно. Настоящий рай.

Пока что Синематека полностью соответствовала ожиданиям. Жаль только, что она на неделю разминулась с показом «Презрения» Жан-Люка Годара, ведь это была единственная французская лента, которую она обожала не меньше «Мариенбада».

Объяснить сюжет «Мариенбада» было непросто. Он вращался вокруг двух мужчин и одной женщины. В фильме их имена не назывались, но в сценарии (который Эмили изучала в университете) они были обозначены буквами.

Женщину звали А.

Ее возможного любовника – Х.

Ее возможного мужа – М.

Х говорит А, что в прошлом году между ними завязался бурный роман. Он утверждает, что просил ее сбежать с ним, но она отвергла его предложение и сказала спросить ее еще раз, когда пройдет год.

Он прошел, и теперь А утверждает, что они с Х незнакомы. Тот пытается напомнить ей об их отношениях, но А говорит, что подобного не было и она помнит все по-другому. Между сценами с А и Х второй мужчина, М, скорее всего муж героини, неоднократно обыгрывает Х в загадочную математическую игру – Ним.

Наблюдать за знакомыми образами, мелькающими на экране с частотой двадцать четыре кадра в секунду, было невероятно приятно. Она столько лет не пересматривала этот фильм, но теперь вспомнила, чем он так ей понравился. Противоречивое прошлое пары в центре сюжета придавало всему фильму всепоглощающую атмосферу неопределенности – а еще, разумеется, герои на экране постоянно во что-то играли. Один раз за игрой в Ним Х спрашивает М, может ли он вообще проиграть. «Я могу проиграть, но я всегда побеждаю», – говорит М и действительно побеждает. «В прошлом году в Мариенбаде» напомнил Эмили, что иногда стоит подумать о собственной реальности – а заодно, пожалуй, о самой природе реальности.

«В прошлом году в Мариенбаде» напомнил ей «Кроликов».

В конце фильма мужчина Х спускается по огромной винтовой лестнице и встречает женщину А в просторном холле отеля. Часы бьют двенадцать, женщина уходит с Х, а М спускается по лестнице и провожает их взглядом. Развязки нет, и непонятно, встречались ли Х и А раньше. В этом для Эмили и заключалась гениальность фильма.

Но сейчас что-то пошло не так.

Эмили выпрямилась, и спокойствие, окутывающее ее, испарилось.

Оба героя «Мариенбада» издалека выглядели весьма похоже (Эмили подозревала, что так оно и было задумано), поэтому она не сразу осознала происходящее.

Женщина А ушла с М, а не с Х.

Но почему?

Может, какая-то альтернативная концовка? Но в рекламе про это ничего не было. С другой стороны, Эмили не знала французский в совершенстве, а потому могла что-то упустить.

К тому времени как Эмили с остальными припозднившимися киноманами вышла из зала, было уже далеко за полночь. Сначала надолго