В шестой главе данной книги мы уже говорили об особом почитании Голгофы в Русской Фиваиде. Особой же силы этому отклику на «зов Пустыни» в 1653–1656 годах со свойственными ему энергией и размахом придал патриарх Никон, переплавив гениальный дар к мистическому тайнозрению северных отшельников в идеологию православной государственности, когда крест, на котором был распят Спаситель, стоял на Кий-острове в Онежской губе Белого моря, а Храм Гроба Господня был воздвигнут на берегу подмосковной реки Истры, ставшей Иорданом.

Возведение Обнорской Голгофы связывают с приходом в обитель игумена Иоасафа (Тихонова). При нем на территории монастыря был насыпан еще один холм (тоже Голгофа?), на котором построили Воскресенский храм – его название позволяет ответить на заданный выше вопрос положительно.

Встреча старцев, произошедшая в лесной Комельской глуши, стала во многом эпохальной не только для преподобных Сергия и Павла, но и во многом определяющей для всей Русской Фиваиды, особенно для ее юго-восточных территорий, ограниченных с одной стороны костромскими лесами, а с другой – шекснинским Пошехоньем. Афонские традиции, принесенные сюда Сергием Святогорцем, воплотились в созерцательном пустыннолюбии преподобного Павла, с одной стороны, продолжившим аскетический путь святого Сергия Радонежского, чьим учеником он был и по благословению которого провел в затворе в «уединенной келье вне монастыря» 15 лет, а с другой – впитавшим мистику православного Востока и переосмыслившим ее в северной пустыне.

Отец Иоанн Верюжский, изучая житие святого Сергия Нуромского, замечает: «Для пустынножителя Павла знакомство с пр. Сергием представляло еще то удобство, что он мог теперь причащаться святых Таин из его рук, почему он и просил старца быть его отцем духовным, он исповедывал ему все свои помыслы и для этого часто приходил из своей пустыни в обитель пр. Сергия. Случилось однажды Павлу выйти на несколько часов из кельи в пустыню, когда же он возвратился, то увидел, что келья его разметана до основания. Как человек пустынник поддался страху и в ужасе бежал к пр. Сергию, чтобы рассказать ему о своем несчастии, но Cepгий, как более опытный в жизни духовной, тотчас же понял, что это было только бесовское мечтание, и спокойно сказал оробевшему: “Бог нам прибежище и сила (Псал. XIV, 2), иди, брат, в свою келью, ты найдешь ее целою”. Пустынник поверил слову своего духовного отца и возвратившись действительно нашел свою келью целою, как сказал старец. Было не мало и других случаев, свидетельствовавших о высокой мудрости, духовной опытности и прозорливости пр. Сергия, почему Павел и смотрел на него как на ангела Божия и такое имел к нему уважение, что когда старец приходил к нему как отец к сыну для духовной беседы, то Павел провожал его более, нежели на две трети расстоянии и расставался с ним уже в виду монастыря пр. Сергия. Место это находится ныне уже в поле селения, заменившего монастырь, и, во свидетельство взаимной любви преподобных, обозначено часовней».

Подобного рода часовни было принято называть «про́щами», то есть часовнями, установленными в память о прощании святых подвижников. В Москве известная «часовня-проща» стоит на улице Сергия Радонежского на месте прощания преподобных Сергия Радонежского и Андроника Московского близ Спасо-Андроникова монастыря на Яузе.

Один из древнейших не островных монастырей Северной Фиваиды, Сергиев Троице-Нуромский, просуществовал 377 лет. В сборнике «Жития Павла Обнорского и Сергия Нуромского» под редакцией А. С. Герда (1936–2016) читаем: «В 1764 г. екатерининским учреждением “монастырских штатов” монастырь был упразднен… и обращен в приходскую церковь. Братия переведена в Павло-Обнорский монастырь, находившийся ближе к проезжей дороге и к тому времени более населенный. По обращении монастыря в приход две деревянные монастырские церкви, пришедшие в ветхость, разобрали, и “усердием прихожан” с 1795 г. начато строительство двухэтажной каменной церкви. Церковь была выполнена в духе того времени, «кораблем». Освящение ее состоялось в 1816 г. В освящении четырех престолов храма была соблюдена монастырская традиция: главный верхний храм в честь Всемилостивого Спаса, с приделом Николая Чудотворца, а внизу престол во имя преп. Сергия Нуромского, в котором под спудом находились мощи преподобного, с серебряной ракой и резной деревянной позолоченной сенью над ними. В нижнем храме был также придел Рождества Христова. Верхний храм, по описанию посетившего его в середине XIX в. А. Н. Муравьева, был украшен многими древними, по-видимому, еще монастырскими иконами. От прежних монастырских строений до этого времени оставалась и деревянная часовня на месте расставаний преподобных. К середине XIX в. церковь на месте бывшего монастыря существовала как Спасо-Нуромский погост; монастырская ограда обозначала обширное кладбище вокруг церкви».

Действительно, Спасская Нуромская церковь расположена вдали не только от проезжих дорог, но и от любых дорог вообще. Добраться до нее и сегодня непросто. От Обнорской Слободы через деревню Половоз, известную еще с 1489 года, когда великий князь Иван III пожаловал ее Троице-Обнорскому монастырю, проселок уходит в лес, о котором в житии преподобного Арсения Комельского (о нем еще пойдет речь) сказано: «Комельский лес, простиравшийся по южной окраине Вологодской земли на сотни верст и служивший жилищем диких зверей и приютом разбойников, издавна казался какой-то обетованной страной любителям безмолвия, стремившихся сюда со всех сторон, в продолжении двух веков то там, то инде не переставая рубить вековые сосны и ели, пролагая новые пути и обращая в иноческие обители берлоги медведей и становища разбойников. По течению одной только незначительной речки Нурма было несколько обителей, а сколько рассеяно пустынь и уединенных келий по громадному пространству этого леса. Там, в непроходимых чащах леса, за мохами и болотами, жили люди, проникнутые древним христианским духом и составлявшие свой особый мир. Это не был мир ангельский, потому что подвижники были люди, но это не был мир человеческий, потому что в подвижниках не оставалось человеческого».

Далее следует мост через речку Нурму (здесь их принято называть потоками), и вскоре за ним – поворот на Спас-Нурму, к церкви, стоящей на лесной круче. Она видна издалека. Именно сюда в 1387 году пришел преподобный Сергий Святогорец для уединения и возведения «кущи».

Я оказался в этих краях зимой 1989 года. Думается, что это лучшее время года, чтобы понять и осмыслить (или хотя бы попытаться), как здесь все происходило более 600 лет назад. Если бы не полуразрушенная колокольня, возвышавшаяся над черным, прореженным снежными зарядами лесом, то картина была прежней, неизменной, то есть той, что некогда стояла перед глазами старца.

С этим, впрочем, всякий раз сталкиваешься в Северной Фиваиде – когда порой не находишь и следа от ушедшего времени, впадаешь в недоумение, мол, как такое вообще может быть, ведь в источниках описаны и события, и персонажи, и памятники. Но при этом радуешься потаенно, довольствуясь тем, что ничего не меняется в пустыне, а это значит, что