– Так ты, выходит, мажор? – дошло наконец до Павла. – Сказал бы сразу, что имеешь лавэстовых родаков, и чичи украли тебя ради выкупа.

Парень поежился, и на его физиономии промелькнула некоторая растерянность.

– В каком смысле «украли»?

– В прямом, – принялся за кашу опер. – Ты попал в плен к кавказским бандитам. Мы – их рабы. Пашем за хавчик с утра до ночи в надежде когда-нибудь отсюда вырваться. Такой, понимаешь, нежданчик!

Ноги у новичка сделались ватными.

– Не надо маленьких дурить, – прошептал Алтунин и, закатив глаза так, что стали видны только белки, плавно стек по стене на пол.

– И на фига ты его приземлил? – осуждающе произнес Тетух. – У пацана – тонкая душевная организация. Такую информацию до его сведения нужно доводить постепенно. Пусть немного обвыкнется, тогда и ошарашишь…

– Ты прав, воспитание у меня окопное, – пожалел Юрий о содеянном. – Когда очнется, скажу, что пошутил. Пусть пока думает, что снимается в шоу.

Мажора подняли с пола, положили на нары, стали брызгать в лицо водой. Тот открыл глаза, обвел мутным взглядом склонившихся над ним людей и снова смежил веки.

– Пульс – норма, дышит ровна, – констатировал Джамшед.

– По ходу, спит пацан. Надо же, – удивился Лялин.

Джураев вытер с лица парня капли воды.

– Эта – стресс. Такой бывает. Психик защищаецца. Пускай адыхает.

– Мужики! – заорал вдруг Тетух. – У нас у самих от стресса мозги встали раком. Это – не фотоаппарат, – поднял он с пола сверхплоский айфон последней модели. – Это – те-ле-фон.

– Япона мать! – стукнул Юрий себя по лбу. – Быстро давай сюда!

Набрав свой рабочий номер, опер замер в ожидании. Сгрудившиеся вокруг него мужчины с нетерпением и надеждой вслушивались в каждый звук.

– Не ловит сеть, – сплюнул Лялин на землю. И, побегав по бункеру в поисках сигнала, обессиленно опустился на скамью. – Несите сюда три ящика!

Узники подтянули стол к стене, взгромоздили на него дощатую пирамиду. Взобравшись на верхний ящик, Юрий поднял руку с телефоном прямо к зарешеченному окошку вентиляционной системы.

– Глухо! – чертыхнулся он, спрыгивая со стола.

– А давай СМС его папику отправим или через WhatsApp прохрипим: «SOS!!!», – предложил Пашка. – Вот, кстати, и он в адреске – под кликухой Папахен.

– Ядрена Матрена! Ты что, тупой? – вскочил на ноги Лялин. – Какие СМС? Какой WhatsApp? Сеть, говорю, не ловит!!! Мы – в бункере.

Тетух присел на корточки, продолжая щелкать кнопками телефона.

– Да тут любовная переписка, други мои! Кто бы мог подумать! Сердечки, цветочки, котята. Жаль, что все по-немецки. Даму, кстати, Эфой зовут. Прям, гадюка песчаная. Может тут и фоты гадючьи есть? А как же! Держите меня семеро! Знал, конечно, что немки уродки, но чтоб такие!

Забыв о давно остывшем завтраке, кавказские пленники со всех сторон облепили Павла.

Истосковавшись по новостям с «большой земли», зрелищ они жаждали куда больше, чем хлеба. Тем более, что хлеб, который им поставляли, не стоил и доброго слова.

– Не, мужики, эта немецкая Джульетта, конечно, умат! – все не мог успокоиться Тетух, пролистывая фотоснимки девушки. – Понятно теперь, почему Германия дала миру столько философов!

– Шайтан! – прошептал Джураев, заглянув на дисплей через плечо Павла.

– Серж тоже не добрый молодец, – глубокомысленно изрек белорус. – Какой шел, такую и встретил. Правда, с его деньгами…

– О том и речь! Это вкус такой у чела. Прям, как в анекдоте: «Женился, значит, один крендель и рассказывает друзьям о молодой жене: «Она прелесть! Она картина! Она просто мечта художника!». Входит новобрачная – зубы вкривь, глаза вкось, волосы, как проволока. Крендель замечает недоуменные взгляды друзей и говорит с горечью: «Конечно, если вы не любите Пикассо…».

Бункер заполнился неудержимым хохотом, заставившим мужчин ухватиться за животы. Смех смехом, но возлюбленная Алтунина и впрямь не тянула на невестку нувориша: синие взъерошенные волосы, бритый затылок, на зубах брекеты, в крыле носа – смахивающий на бородавку пирсинг. На шее – синяк татуировки в виде китайского иероглифа. Лицо – белый холст, не выделишь из толпы. Сутулая, доскоподобная – ни выпуклостей, ни округлостей. На всех фотографиях – в мешковатых футболках с нелепым принтом и везде – с сигаретой.

– …оспади… прям, насекомое богомол. Я таких даже с перепою не беспокоил, – покачал головой Бурак. – Впрочем, девица могла бы успешно играть характерные роли в каком-нибудь провинциальном ТЮЗе.

– Редкая чупакабра, – согласился Тетух. – Такую в подворотне встретишь – инфаркт получишь. Когда аист принес ее родителям, зря те не оставили аиста. Вместо сисек – прыщи, которые впору прижигать зеленкой. Татуха отстойная. Проволока на зубах, как намордник. Поцелуешь – проблюешься.

– Злые вы, ребята, – вздохнул Русич. – Может, она человек хороший.

– Может, и хороший, – допустил Паштет. – Только я не тащусь по курящим, тифозно стриженым, татуированным и пирсингованным девкам. Таких на бабской зоне – море разливанное. Их дубаки только за деньги чпокают или за пачку сигарет из передачки.

– Я вот о чем думаю, – изрек Бурак, доедая уже холодную кашу. – Страшная же, как атомная война, а голову держит гордо. И взгляд победный, будто только что Рейхстаг взяла. У этих феминисток нет никаких комплексов. Ценят себя, уважают, излучают энергию уверенности. Этим, наверное, и берут своих мужиков.

Экран айфона неожиданно погас – кончилась зарядка.

– Сдох, мля! – чертыхнулся Пашка. – Екарный же ж бабай, что за непруха!

– А телефон-то какой! – с печалью в голосе произнес артист. – Моя полугодовая зарплата. Всю жизнь вкалываешь, как гребаная пчелка, и ничего не можешь себе позволить. А эти «золотые мальчики» с совершенно пустыми глазами только и делают, что подчеркивают свою статусность и номер полки в курятнике, с которой удобно гадить на тех, кто ниже.

– Завидуй молча! И пей меньше, – фыркнул Пашетет, обыскивая карманы Алтунина в поисках зарядного устройства.

– Открывай чемодан! – скомандовал ему Лялин.

– Сам открывай! Чемоданы – не мой профиль.

Щелкнул цифровой замок, откинулась металлическая крышка, и взору мужчин предстало что-то непонятное. Все внутреннее пространство чемодана было заполнено какими-то дезодорантами с разноцветными колпачками. На внутренней поверхности крышки – инструкция на немецком языке.

– Что это за химлаборатория? – вытаращил глаза Бурак. – Немецкий кто-нибудь знает?

– Я дойч в школе учил, давно это было, – почесал Павел затылок. – В башке остались лишь несколько фраз в объеме словаря военнопленного.

Бурак, молча, пододвинул чемодан к Тетуху. Тот пробежал глазами инструкцию.

– Так это – краски, – уверенно произнес Пашка. – Аэрозольные. С колпачками-насадками разных размеров… Тока на фига они ему здесь? Мент, ты, часом, не знаешь?

– Я знаю только одно: теплой одежды у мажора нет. Вообще… ничего нет. Видимо, нам