Тогда еще слово «самовыражение» было не в ходу, и Селина, объясняя свою мысль, не могла его использовать. Да если бы и могла, ее бы все равно не поняли. Она раскинула руки, хотя жест этот тоже ничего не прояснял:

– Вот что я называю красотой. И хочу, чтобы Дирк ее добился.

Джули, похлопав глазами, кивнула с дружелюбным и важным видом, какой бывает у человека, который не понял из сказанного ни единого слова. Огаст Хемпель прочистил горло:

– Кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать, Селина. Я так же относился к Джули. Дать ей все самое лучшее. Я хотел, чтобы у нее было все. Так и вышло. Хочешь луну с неба – пожалуйста!

– У меня никогда не было луны, папочка. Ничего подобного!

– Насколько я знаю, ты никогда и не просила.

– Ради бога, – взмолилась буквалистка Джули, – давайте перестанем разговаривать и начнем действовать. Да у любого человека с небольшими деньгами будут и книги, и свечи, и путешествия, и картины в музеях, если это все, что ему нужно. Поэтому перейдем к делу. Папа, ты уже, наверное, все давно придумал. Пора тебе нам рассказать. Селина была одной из самых заметных девушек в школе мисс Фистер, и многие считали ее самой хорошенькой. А сейчас посмотри на нее!

Огонек былого пламени вспыхнул в Селине.

– Умеешь ты делать комплименты! – пробормотала она.

Ог Хемпель встал.

– Если вы думаете, что посвятить всю свою жизнь тому, чтобы сделать мальчишку счастливым, значит, и правда сделать его счастливым, то вы не так умны, как я полагал. Вы пытаетесь прожить чужую жизнь.

– Я не собираюсь проживать его жизнь. Я хочу показать ему, как надо жить, чтобы получить все, что в ней есть ценного.

– Но не пускать его на рынок, если рынок ему на роду написан, – дело бессмысленное. Откуда вам знать? Зачем вмешиваться в чье-то будущее? Я каждый божий день торчу на складах, хожу туда-сюда по загонам для скота. Разговариваю со скотопромышленниками и пастухами, толкусь среди покупателей. Я могу на глаз определить вес борова и назвать его цену. И вола тоже. А мой зять Майкл Арнольд весь день сидит в конторе на нашем заводе и диктует письма. Его костюм никогда не воняет скотиной, как мой… Нет, я про него ничего плохого не скажу, Джули. Но не сомневаюсь, что мой внук Юджин, – он повторил это имя, и сразу стало ясно, что оно ему не нравится, – Юджин, если он вообще продолжит наше дело, когда вырастет, к складам и на пушечный выстрел не подойдет. Контору свою он наверняка откроет в новом здании, к примеру, на Мэдисон-стрит, чтоб еще и с видом на озеро. Жизнь! Вы ее испоганите и сами не заметите.

– Не обращай внимания, – вставила Джули. – Он любит поворчать. Все про свои склады!

Ог Хемпель откусил кончик сигары, собрался было смачно выплюнуть его на пол, но передумал и убрал в карман жилета.

– Я не поменялся бы с Майком местами, нет уж…

– Пожалуйста, не называй его Майком, папочка.

– Ладно. С Майклом. Даже за десять миллионов. А мне как раз сейчас нужно где-то раздобыть десять миллионов.

– А мне кажется, – живо подхватила Селина, – когда вашему зятю Майклу Арнольду исполнится столько же лет, сколько сейчас вам, он будет рассказывать своему сыну Юджину, как в былые времена он в жутких условиях трудился в конторе рядом со складами. И это для него будут былые времена.

– Очень возможно, Селина, – добродушно рассмеялся Огаст Хемпель, – очень возможно.

Пожевав сигару, он перешел к делу:

– Вы хотите сделать гончарный дренаж. Посадить овощи высшей марки. Вам нужен работник, который в этом деле разбирается, а не Рип ван Винкль, которого мы видели на капустном поле. Новые лошади. Телега. – Он задумчиво прищурился. В уголках глаз проступили хитрые морщинки. – Могу поспорить, что придет день, когда ваши фермеры станут возить овощи в город на большом грузовом автомобиле, и путь туда не займет и часа. Так будет! Лошади уходят в прошлое, это ясно. – И неожиданно закончил словами: – Я найду вам лошадей на складах по хорошей цене.

Он достал длинную плоскую чековую книжку и начал в ней что-то писать вынутой из кармана ручкой. Это была удивительная ручка: похоже, в ней уже были налиты чернила, и вы просто отвинчивали сверху колпачок и привинчивали его с другого конца. Щурясь сквозь сигарный дым и придерживая на колене чековую книжку, он аккуратно оторвал заполненный листок.

– Это для начала, – сказал он и протянул чек Селине.

– Ну наконец-то! – с радостным удовлетворением воскликнула Джули.

Этого она и ждала. Действия. Но Селина чек не взяла. Она неподвижно сидела на стуле, сложив руки.

– Обычно поступают не так, – сказала она.

Огаст Хемпель завинчивал колпачок на ручке.

– Обычно? Вы о чем?

– Я не просто беру у вас деньги, а беру в долг. Да-да, в долг! Без них мне не обойтись, после вчерашнего я это понимаю. После вчерашнего! Но через пять лет… или через семь… я их вам верну. – И после невнятного восклицания Джули она добавила: – Я возьму их только с таким условием. Ради Дирка. Но я заработаю и все отдам. Я хочу оставить вам… – Селина говорила с очень деловым видом, и подсознательно ей это нравилось, – …расписку. Обещание, что верну вам долг, как только… как только смогу. Ведь так ведутся дела, правильно? И я распишусь.

– Конечно, – сказал Ог Хемпель и вновь открутил колпачок. – Конечно, дела ведутся именно так.

И очень серьезно написал на листке бумаги несколько слов. Через год, когда Селина узнала много нового, в частности, что простой и сложный проценты на одолженные деньги существуют не только для составления задач в учебнике арифметики Даффи, по которому она преподавала в школе, она пришла к Огасту Хемпелю и плача, и смеясь:

– Вы же мне ничего тогда не сказали про проценты. Ни слова. Наверное, вы считали меня совсем маленькой и глупой.

– Да мы ведь друзья, – возразил Огаст Хемпель.

Но Селина настаивала:

– Нет, вы должны были потребовать процент.

– Если вы и дальше будете такой деловой, мне, пожалуй, придется открыть банк.

Десять лет спустя он и в самом деле стал руководить банком «Ярдс энд рейнджерс». А у Селины остался оригинал той расписки со словами «Выплачено полностью. Огаст Хемпель», аккуратно убранный в резной дубовый сундук вместе с другими памятными предметами, которые она не выбрасывала с нелепым упорством. Там лежали смешные вещи, понятные и ценные только для нее одной: небольшая грифельная доска, какими