Шрифт:
Закладка:
– Нет. Эти не возьму, Джейк. Уж больно мелкие. Хм! Э-э-э, думаю, лучше отвези их дальше по нашей улице, Тьюнис. Края какие-то коричневатые. Подвяли малость.
Посыльные из лучших чикагских гостиниц тех лет – отелей «Шерман-Хаус», «Аудиториум», «Палмер-Хаус», «Веллингтон», «Стратфорд» – приходили к Уиллу Талкотту за ежедневным запасом продуктов. У него покупали бакалейщики, обеспечивавшие богатые семьи северной части Чикаго, а также те семьи, что жили в районе фешенебельной Прери-авеню на юге.
Сейчас, стоя в дверях, он смотрел на худенькую маленькую фигурку в платье ржаво-черного цвета, которая появилась перед ним с напряженным лицом и большими, глубоко посаженными глазами.
– Де Йонг, да? Соболезную вашей утрате, мэм. Первюс был хороший парень. Хотя овощи у него могли бы быть и лучше. Так, выходит, вы его вдова, да? Хм.
Талкотт видел, что перед ним не тупая фермерша, не крепкая голландка, только и умеющая, что управлять телегой. Он подошел к ее товару, ущипнул мальчишку за загорелую щеку.
– Та-а-ак, миссис де Йонг, у вас прекрасный товар, и вид как надо. Да-да, очень хороший. Но вы поздновато приехали. Уж почти десять.
– О нет! – воскликнула Селина. – Нет, только не поздновато!
Услышав отчаяние в голосе женщины, он внимательно на нее посмотрел:
– Вот что я вам скажу. Ради вас я, наверное, все ж таки возьму половину. В такую погоду весь товар не продержится. Завянет, и мне будет его не продать… В первый раз приехали?
Селина вытерла лицо, влажное на ощупь, но почему-то холодное.
– В первый… раз.
Вдруг она почувствовала, что не может дышать, – вот ведь какая ерунда! С тротуара Талкотт крикнул работникам на складе:
– Джордж! Бен! Погрузите товар. Половину. Только лучшее. Завтра пришлю вам чек, миссис де Йонг. Неудачный денек вы выбрали для первого выезда, да?
– Вы хотите сказать, жаркий?
– Э-э-э, да и жаркий тоже. Но я имел в виду праздник. Лоточники в праздник не работают.
– Праздник?
– Вы разве не знали, что у евреев сегодня праздник? Нет? Ах ты, боже мой! Самый плохой день в году. Все еврейские лоточники сегодня в церкви, а остальные закупили еды на два дня. У тех, кто на этой улице торгует курами, клети стоят пустые до завтра. Так-то. Евреи больше всех в мире едят кур… Хм… Лучше поезжайте-ка домой, добрая женщина, и выбросьте что осталось в компост.
Упершись рукой в сиденье, она собралась было залезть на свою телегу и даже поставила ногу на втулку колеса. Стали видны ее изношенные боты, слишком большие для изящных маленьких ножек.
– Если вы покупаете мой товар только потому, что пожалели меня…
Гордость, унаследованная от Пиков.
– Я так дела не делаю. Не могу себе позволить, мэм. Дочка у меня на певицу учится. Сейчас она в Италии, Кэролайн моя, и денег туда надо – это страшно сказать! Все идет на дочку, все, что наскребу! Ну почти.
На лице Селины проступил румянец.
– В Италии! О мистер Талкотт!
Можно было подумать, что Селина видела Италию. С серьезным видом она стала его благодарить.
– Не стоит, миссис де Йонг. Я заметил, что ваши овощи оформлены в лучшем виде и все один к одному. И дальше будете так их связывать?
– Да. Я подумала, они тогда выглядят красивее… конечно, овощам ни к чему быть красивыми…
Запнувшись, она замолчала.
– Всегда связывайте их красиво и привозите сразу мне или с кем-нибудь присылайте. Мои покупатели желают, чтоб у них все было особенное. Вот так-то.
Селина подобрала вожжи, а он уже снова стоял в дверях, спокойный, невозмутимый, с незажженной сигарой во рту. Мимо Талкотта, грохоча, проезжали тачки, на мостовую перед ним со стуком выставлялись бочки и ящики, скрипели колеса, цокали копыта, отовсюду слышались крики.
– Мы теперь домой? – спросил Дирк. – Мы теперь домой? Я есть хочу.
– Да, детка.
В кармане у нее два доллара. Это за весь тяжелый вчерашний труд и за сегодняшний, если не считать предыдущие месяцы работы на износ. Два доллара в кармане черной ситцевой юбки.
– Мы перекусим перед дорогой. Выпьем молока с хлебом и сыром.
Было жарко. Селина сняла с сына шляпу, провела огрубевшей от работы рукой по его влажным, прилипшим ко лбу волосам.
– Было здорово, правда? – спросила она. – Настоящее приключение. Только подумай, каких хороших людей мы повстречали. Мистера Спанкнобеля, мистера Талкотта…
– И Мейбел.
Удивленно:
– И Мейбел.
Ей сразу захотелось его поцеловать, но она знала, что сыну это не понравится – слишком много в нем мальчишеского и голландского, и потому сдержалась. Она решила поехать сначала на восток и только потом на юг. Первюсу иногда удавалось продать овощи бакалейщикам на окраине в более поздний час. К тому же какое будет у Яна лицо, если она вернется домой с непроданной половиной товара! И что делать с неоплаченными счетами? Всего у нее было, наверное, около тридцати долларов. А долгов на все четыреста. И даже больше. В апреле Первюс купил рассаду с обещанием заплатить в конце сезона, осенью. Вот осень и пришла.
Селину охватил страх. Она сказала себе, что все от нервов и усталости. Ужасная была неделя. А теперь еще это. Жарко. Скоро они с Дирком приедут домой. Как там будет тихо и прохладно. Клеточки на кухонной скатерти. Ее чистенькая спальня с черной кроватью орехового дерева и комодом. Диван в гостиной с ситцевым покрывалом в сборку. Старое кресло на веранде с продавленным сиденьем, из которого пучками торчат нитки протертой ткани. Казалось, прошли годы с тех пор, как она это видела последний раз. Как там уютно и спокойно! Как надежно, желанно и неожиданно дорого ее сердцу! Не женское это дело. Что
