Когда небо окрасилось закатными цветами, оживление на улицах сменилось ленивыми приготовлениями к ночи. Иешуа удивлялся причудливой смеси запахов: от аромата ладана, молотого малабарского перца и жареных фисташек до тяжелого духа верблюжьего помета и прокисшего молока.

Возле мандира Шивы было многолюдно.

От пещеры, перед который столпились люди с цветочными гирляндами на шеях, долетал запах благовоний. Латунный бык перед входом терпеливо позволял обсыпать себя разноцветными порошками, стеблями бханга, высушенными плодами рудракши, а также бутонами кадамбы[189] и гибискуса.

Протиснувшись внутрь, друзья встали у ближайшей стены, наслаждаясь прохладой храма.

Небольшой зал освещался огнем очага. В центре находился постамент в виде йони[190] – овала с выдолбленной серединой и водостоком, вокруг которого были навалены подношения: фрукты, мешочки неочищенного риса, связки лотоса, тушки домашних птиц и ягнят.

Из йони торчал огромный каменный лингам[191].

В полумраке чадили курильницы, отсветы костра отражались на страшных ликах ганы[192]. Казалось, демоны рвутся из ниш, чтобы расправиться с теми, кто не выказывает должного почтения детородному органу божества.

Жрецы обильно смазали лингам маслом, набросали лепестки роз и блестки, отчего он весь искрился в свете очага, переливался, словно пламя вдохнуло в него жизнь, и он вот-вот явит чудо – самого Владыку бессмертия.

О том, что кумирня древняя, говорил барельеф Шивы на стене в образе покровителя скота Пашупати – рогатого человека с тремя лицами, сидящего в позе лотоса в окружении домашних животных. Тускло отсвечивали большие глиняные сосуды.

Мрачно чернел жертвенный стол из базальта.

– Для чего амфоры? – шепотом спросил Аполлоний.

– Думаю, что одна для сбора золы, другая для омовений.

Толпа заволновалась, когда из темноты склепа, словно загробные духи, явились четыре полуголых жреца. Покрытые толстым слоем краски лица казались неживыми масками. На грудь каждого свешивались бусы, связки амулетов и гирлянды из ракушек.

Хотар[193] торжественно нес в вытянутых руках чашу с белой жидкостью. Атхарваны[194] почтительно держались сзади.

Жрецы по очереди выпили сомы.

Затем хотар разложил на полке очага священную утварь: две ложки из древесины нима, решето, ковш, ступку, пестик, плоские камни для растирания зерна, а также топор. Всего десять предметов.

Жертвенник застелил шкурой черной антилопы.

Один из атхарванов подхватил амфору.

Вылив на себя ковш воды, хотар выкрикнул строки из «Ригведы»:

– Ом! Йе ясамахэ – «мы, которые жертвуем»! Да приму я обет, когда очистился тем, что очищает.

В ковш опять налили воды. Хотар намочил пучок травы дарбха и побрызгал на очаг, после чего выплеснул оставшуюся жидкость в огонь. Костер гневно зашипел, пламя свернулось, притихло, но через мгновение вспыхнуло с прежней яростью.

Жрец заголосил:

– Свага! Сожжен ракшас, сожжены злопыхатели! О Агни, держатель обетов, да примешь ты мою сатью – обет, которого придерживаются боги и который я даю богам!

– О чем это он? – удивленно проронил Аполлоний.

– Сейчас увидим, – Иешуа был озадачен не меньше, чем друг. – Могу точно сказать, что это агнихотра.

– В смысле…

– Любые действия с огнем посвящаются богу Праджапати. Он олицетворяет год, а каждый его сустав скрепляет день с ночью. Считается, что бог отдал свое тело людям, поэтому жертва огню помогает ему обрести новую плоть и подняться из праха.

Жрецы сделали по большому глотку из чаши.

– Смотри, – зашептал Иешуа в ухо Аполлонию. – Штукатурка на очаге свежая, значит, его только что сложили… Очаг – символ Праджапати, ну, или Пуруши, одно и то же, просто разные племена называют прародителя людей по-разному. То, что мы видим – обряд освящения… Но меня вот что беспокоит: чтобы бог быстрее пришел в себя после акта творения, ему приносят особую жертву – головы живых существ. Их замуровывают в стенках очага.

Хотар долго колдовал над ритуальными предметами, обращаясь к ведийским богам. Помощники, сложив руки в хапчанг, хором произносили: «Ом!»

Время от времени он прихлебывал сому. Иногда зачерпывал ложкой зерно из мешка, провеивал решетом, а оставшийся сор ссыпал под шкуру антилопы.

Жрец явно готовил присутствующих к серьезному зрелищу. Адепты с выражением глубочайшего уважения и страха на лицах взирали на священнодействие. Он окинул безумным взглядом пещеру.

И вдруг взвыл:

– Приведите козла!

Толпа расступилась, пропуская атхарвана, который тащил на веревке битала. Напуганное животное пригнуло голову, по его телу пробегала нервная дрожь.

Хотар схватил его за ноги и мгновенно повалил на пол. Атхарван, сидя на корточках, поглаживал биталу шею. Когда животное успокоилось, хотар приставил нож. Еще мгновение – и козел страшно закричал, забился, да так, что задняя часть туловища взлетела вверх. Жрец изо всех сил удерживал его за рога одной рукой, другой продолжая пилить шею. Козел в последний раз медленно провел задней ногой по воздуху и затих.

Затем привели черного барана. Хотар перерезал ему горло стоя, зажав туловище между ног.

В мандире стало темно, когда проход загородил буйвол. Гиганта завалили вчетвером. Сначала опрокинули на пол, связав ноги, а потом убили точно так же, как козла.

С конем пришлось повозиться – красавец косился на трупы первых трех жертв, испуганно храпел, пытаясь вырваться из рук атхарванов. Тогда ему спутали ноги и шею. Наконец повалили, зарезали. К этому моменту жрецы были с головы до ног измазаны кровью, а пол сделался липким и скользким.

Во время обряда атхарваны бормотали мантры. Адепты заводили хоровое пение, выкрикивая имена Шивы и Шакти. Забрызганные кровью жертв люди в экстазе размазывали ее по лицу и шее.

Каждый раз, когда из горла ударяла струя, хотар подставлял кувшин для сбора ритуальной крови, после чего водружал его на жертвенный стол.

Атхарваны уволокли туши куда-то в темноту крючьями.

– Укладываю на смерть врагу! – исступленно выкрикивал жрец, перебирая горшечные черепки и угли на алтаре, чтобы отпугнуть ракшасов.

Потом с силой закрутил ручную мельницу.

– Ты – крупа! Накорми богов!

Полученную муку он смешал с водой, маслом и взбил тесто. Действия сопровождались чтением заклинаний.

– Зерна растираются – и появляются волосы. Вот я влил воду, и выросла кожа. Замесив тесто, я сделал мясо.

Он раскатал две тонкие лепешки, налепил на боковые стенки очага. Угольки и черепки побросал в огонь.

– Пусть лепешки затвердеют, это будут кости. Савитар, сделай свою работу! Это – для Агни, а это – для Сомы!

Хотар обернулся с перекошенным от злости лицом к зрителям и взвыл:

– Пуруша готов! Давайте его сюда!

Иешуа с Аполлонием ахнули: сквозь проход, который образовали расступившиеся люди, вели человека со связанными за спиной руками.

– Не может быть, – удрученно пробормотал Иешуа. – Да ведь это пурушамедха.

Он повернулся к другу.

– Я думал, ее давно не практикуют в больших городах. «Ригведа» требует приносить в жертву представителя от каждой варны. Поэтому брахманы потихоньку свернули эту традицию, чтобы самим не подставляться… С садху в ашрамах – что возьмешь? У них там свои законы… Правда, лесные племена пурушамедхой тоже не