возразил – долго ждать не придётся, сомнения у них есть, но вердикт будет единогласным: оба виновны, и оба заслуживают снисхождения. Именно такой вердикт и огласили присяжные через сорок минут, убедившись, что единогласное оправдание невозможно.

Кстати, чрезмерно объемные и сложные для понимания присяжных вопросы послужили причиной отмены Верховным судом даже обвинительного приговора Саратовского областного суда. Поражает стремление оправдать явное процессуальное нарушение: «Вопрос занимал три страницы. Такие вопросы появляются потому, что органами следствия таким образом предъявляется обвинение. В то же время мне непонятно на чем основан вывод, что вопрос был очень сложным для присяжных. Единственная сложность вопроса состояла в его продолжительности» («Российская газета» от 10.04.2007 «Судьи факта» – интервью с председателем Саратовского облсуда А. И. Галкиным). Ссылка судьи на формулировку обвинения следствием некорректна. Судья вправе возвратить дело для устранения недостатков, препятствующих его рассмотрению. А формулировка вопросов перед присяжными полностью находится в компетенции судьи. Ведь очевидно, что, дочитав третью страницу текста поставленного вопроса, даже профессионал не в состоянии повторить точный смысл текста первой страницы.

Вердикты присяжных отмене не подлежат, но оправдательные приговора, вынесенный на основе вердикта, могут неоднократно отменяться по формальным основаниям, то есть из-за допущенных процессуальных нарушений. Статистика свидетельствует – каждый пятый оправдательный приговор в суде присяжных отменяется по этим основаниям. Обвинительные же приговора – в единичных случаях. А по данным Председателя Верховного суда РФ в 2014 году были отменены 40% приговоров с оправдательными вердиктами. Очевидно, что о бесстрастности правосудия говорить не приходится.

Такая статистика – убедительное свидетельство необъективности суда и негласной договоренности государственного обвинения и профессиональных судей. Такая договоренность существовала в России и раньше. В подтверждение приведу цитату председательствующего в знаменитом процессе Засулич: «Меня пригласил к себе Пален (министр юстиции) по какому-то маловажному делу, которое, очевидно служило только предлогом. «Ну, Анатолий Федорович, теперь всё зависит от вас, вашего умения и красноречия». Граф, – ответил я, – «уменье председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме – бесстрастие и спокойствие». «А вот о чем я вас очень прошу, – внезапно оживившись, обратился он снова ко мне. – Знаете что? Дайте мне кассационный повод на случай оправдания, а?» – и он хитро подмигнул мне глазом… Я не мог не улыбнуться этой циничной наивности министра юстиции. «Я председательствую всего третий раз в жизни, – сказал я, – ошибки возможны и, вероятно, будут, но делать их сознательно я не стану, считаю это совершенно несогласным с достоинством судьи, и принимаю такое предложение ваше просто за шутку…» – «Нет, какая шутка?! – серьезно сказал Пален. – Я вас очень прошу, вы это так умно сумеете сделать…». Я молча встал, и мы расстались…». Выдающийся юрист не посчитал возможным пойти против закона и совести. И вызвал гнев императора, но и спустя время, о принятом решении А. Ф. Кони не жалел, и считал, что дело Засулич его спасло. «Если… я не оказался бы в опале… я бы продолжал взбираться по

иерархической лестнице и, наверное… в один день очутился бы на министерском кресле. И передо мною оказалась бы альтернатива – или же с первых шагов сломать себе шею… или же… пойти на компромисс, на сделку со своею совестью: сперва уступить в одном деле, намереваясь уже зато в другом настоять на своем, но мало-помалу покатиться по этой наклонной плоскости, пока совершенно не потерять своего лица» – Кони А. Ф. «Воспоминания о деле Веры Засулич», собрание сочинений т.2, стр.223 Москва, юридическая литература, 1966 год.

Но для отмены приговора и сознательных нарушений не требуется. Достаточно более широкой трактовки процессуального закона. Часть 3 статьи 328 УПК РФ «Формирование коллегии присяжных заседателей» обязывает кандидатов в коллегию присяжных правдиво отвечать на вопросы председательствующего. Так, после оправдательного вердикта прокурор предоставил суду справки о том, что четверо заседателей целых четыре года учились в параллельных классах одной школы, еще трое живут на одной улице, а отвечая на вопросы судьи, они знакомство друг с другом отрицали. По его мнению, это достаточное доказательство лжи присяжных при ответе на вопросы. И утверждения государственного обвинителя, что все ученики параллельных классов одной школы, и все жители одной улицы знакомы друг с другом никаких сомнений у судьи не вызвали. Хотя давно никого не удивляет, что жильцы одного подъезда и даже одной лестничной площадки не знают ни фамилий, ни имен соседей. Но оправдательный приговор был отменен.

Имеются случаи троекратной (!) отмены приговоров с оправдательным вердиктом. Кстати, после оглашения приговора в Московском областном суде, на мой вопрос: «Будем ли его обжаловать?», подзащитный решительно ответил: «Нет. Я сейчас сижу вместе с человеком, которого присяжные оправдывали два раза. Приговора отменили, и в третий раз он получил 17 лет. А мне всего 10 дали».

О судебном аресте

До принятия УПК РФ в 2001 году арест подозреваемых и обвиняемых санкционировал прокурор без участия защиты. По принятому процессуальному закону ходатайство следователя об аресте рассматривает суд. Следователи и прокуроры обоснованно полагали, что бесстрастный суд, выслушав аргументы обвиняемого и его защитника, не будет удовлетворять формальные ходатайства об аресте и, тем более, его продлении. Необходимо будет представлять убедительные доказательства для избрания такой меры пресечения. Ссылок на рецидив и на оперативную информацию будет недостаточно. «Первоначальные результаты судебного рассмотрения ходатайств о заключении под стражу оправдывали ожидание. За первые четыре месяца со дня вступления в силу нового кодекса численность содержащихся в СИЗО уменьшилась на 43,2 тысячи человек. Однако дальнейшая правоприменительная практика стала характеризоваться неуклонным ростом числа лиц, заключенных под стражу, теперь уже по решению суда. В сравнении с июлем 2002 года количество заключенных под стражу по обвинению в совершении преступлений небольшой и средней тяжести в июле 2003 года увеличилось вдвое и составляет от 20 до 25%. Больше чем в два раза возросло число арестованных несовершеннолетних. Складывается впечатление, что изменение процедуры заключения под стражу не только не усилило процессуальных гарантий защиты прав личности, но, напротив, сделало лишение обвиняемого свободы правилом» – Доклад о деятельности Уполномоченного по правам человека в РФ в 2003 году («Российская Газета» от 29.07.2004 г.).

«Содержание под стражей, как мера пресечения, потеряла свою исключительность и продолжает применяться в подавляющем большинстве случаев, превратившись ещё со времен Советского Союза в инструмент давления на подозреваемого со стороны органов дознания и предварительного следствия. Хотелось бы верить, что на этот раз наш голос будет услышан» – Заявление Уполномоченного по правам человека в РФ (Российская газета» от 17.10.11г.) в связи со смертью в СИЗО Москвы 48-летнего директора элитной московской школы Андрея Кудоярова. Его поддержал и глава президентского Совета по правам человека Михаил Федотов: «Наши следственные органы и суды доказывают с упорством маньяка, что надо подследственного упрятать за решетку» (Российская газета» от 11.10.11 «Последний урок за решеткой»). «Одна из причин перенаселенности тюрем заключается в том, что суды удовлетворяют более 90% ходатайств следователей о заключении подозреваемых под стражу. Когда санкцию на арест давал прокурор, этот показатель не превышал 70%. Некоторые суды даже не воспринимают позицию прокурора, который считает, что нет необходимости арестовывать, и поддерживают следователя. Такого в истории еще не было», – возмущался Юрий Чайка (РГ от 5.09.08 «Генпрокуратура смотрит в камеру»). «Такое впечатление, что некоторые судьи не читали закона» – сказал Вячеслав Лебедев, обращаясь к Совету судей («Российская газета» от 7.12.10 «Судей зовут на волю»). Нет, не слышат судьи ни Уполномоченного по правам человека, ни председателя Верховного суда РФ. И по-прежнему удовлетворяют девять из десяти ходатайств об аресте. Объяснение простое. Прокурор раньше нес за арест персональную ответственность: выговор за оправдание судом содержавшегося под стражей обвиняемого был гарантирован. А если он был осужден к наказанию, не связанному с лишением свободы, то писали объяснение: зачем нужно было арестовывать, если суд не нашел необходимости лишать его свободы. Для ареста были необходимы убедительные доказательства виновности. У судов сейчас подход совсем другой: «Проверяя обоснованность подозрения в причастности лица к совершенному преступлению, суд не вправе входить в обсуждение вопроса о виновности лица» (п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.05.2016 N 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу…»).