объемах закупок шерсти, пшеницы и ряда других экспортных позиций, но, как говорят врачи, «там, где нужна операция, от горчичников будет мало пользы». Разумеется, по сравнению с Францией или Бельгией, Австралия находилась в несравненно лучшем положении, поскольку ее не разоряли военными действиями, но все равно австралийцам приходилось очень тяжело.

Уильяма Хьюза принято критиковать за деспотичный стиль управления, нетерпимость к возражениям, неспособность воспринимать чужое мнение и прочие «недемократические» грехи. Однозначно, до идеального демократического руководителя «нашему Билли» [125] было очень далеко. Порой его методы становились натурально бандитскими: так, например, он мог организовать захват типографии, в которой печатались неугодные ему материалы, и лично руководить процессом. Но, с другой стороны, нужно признать, что в тяжелый момент у руля должен стоять решительный человек, заботящийся прежде всего об общем благе, а Билли Хьюз был именно таким. Благодаря его стараниям австралийская экономика осталась на плаву, хотя и со связанными руками. Более того, в тяжелые военные годы Хьюзу удалось развить только что зародившуюся сталелитейную промышленность страны (первый завод начал работу в 1915 году) и заложить фундамент австралийской тяжелой промышленности.

Короче говоря, во время войны австралийцам приходилось нелегко, но могло быть и хуже.

Итоги и бонусы

Несмотря на все потери, Австралии повезло в том, что она оказалась в числе победителей и могла рассчитывать, в качестве компенсации, на определенные «бонусы».

Неожиданный удар в спину нанесла мать-Британия, которую австралийцы собирались защищать «до последнего человека и последнего шиллинга». В январе 1919 года в Париже начала работу международная конференция, созванная странами-победительницами с целью выработки и подписания мирных договоров с побежденными государствами (иначе говоря, для дележа богатой военной добычи). Британия попробовала было запретить своим доминионам участвовать в ее работе на том основании, что британское правительство позаботится об общих интересах. Однако в это мало кто поверил, тем более в Австралии, которой не позволили в годы войны занять немецкие колонии к северу от экватора. Было ясно, что британцы прежде всего станут заботиться о собственных интересах, и в этом контексте весьма вероятной выглядела передача бывшей Германской Новой Гвинеи американцам в обмен на какие-то уступки с их стороны.

Уильяму Хьюзу удалось настоять на участии британских доминионов в работе конференции, в результате чего Австралия обеспечила себе место в Лиге Наций (первой всемирной межправительственной организации, предшественнице ООН), а также право на получение репараций и получение мандата [126] на управление Британской Новой Гвинеей. Кроме того, доминионы вынудили метрополию признать их «самоуправляющимися доминионами» с подтверждением «права на равный голос во внешней политике империи». В сочетании с местом в Лиге Наций это стало серьезным шагом на пути к дальнейшей самостоятельности и уменьшению зависимости от Британии.

«Развитие империи зависит от трех вещей: мужчин, денег и рынков», или «Безграничная Австралия»

«Развитие империи зависит от трех вещей: мужчин, денег и рынков», – сказал в 1923 году премьер-министр Австралии Стэнли Мельбурн Брюс. Эти слова можно было бы перевести следующим образом: «Британия! Мы рассчитываем на тебя», – ведь люди и капиталы в основном продолжали поступать из Британии и британский рынок был ведущим потребителем австралийских товаров.

Дело было не в мужчинах как таковых, а в рабочих руках, способных к тяжелому физическому труду, столь востребованному в Австралии. В одностороннем порядке такой сложный вопрос решить было невозможно, и британское правительство пошло навстречу, организовав в двадцатых годах иммиграцию 20 000 человек. Были обеспечены не только организационные мероприятия, но и финансовая поддержка переселенцев, чтобы им было не так страшно ехать в неизвестность. Выгода была обоюдной: Австралия получала столь необходимые ей рабочие руки, а Британия снижала уровень безработицы.

Australia Unlimited («Безграничная Австралия») – это не только название телевизионной программы, популярной во второй половине пятидесятых годов прошлого века, но и государственная концепция предоставления земли всем, кто хотел ее возделывать (в свое время даже рассматривалось создание новой Земли обетованной, возрожденной еврейской родины на Северной территории, правда, продолжения эта идея не получила). Понятие развития в Австралии неразрывно связано с освоением новых земель, и этот потенциал на текущий момент не исчерпан, потому что большая часть материка еще не заселена. То, что во всем мире называют пустынями, австралийцы называют «полузасушливыми сельскохозяйственными землями», вкладывая в этот термин надежду и веру: рано или поздно эти земли будут освоены. Многолюдные Сидней или Мельбурн можно сравнить с Вавилоном, но в целом плотность населения Австралии составляет всего 7 человек на квадратную милю[127]. А вместо термина «земля, непригодная для жизни» австралийцы предпочитают употреблять другой – «земля, труднодоступная для проживания». Это не жонглирование словами, как могут подумать некоторые, а установка на то, что рано или поздно будет освоен весь материк. И как говорится, «лучше поздно, чем никогда».

Но в двадцатые годы поощрение иммиграции было несколько оптимистичным, если не сказать – плохо обдуманным, поскольку, наложившись на возвращение домой солдат, воевавших на фронтах Первой мировой, оно привело к тому, что уровень безработицы превысил отметку в 5 %. На этом фоне резко возросла активность коммунистов, которые оттянули у лейбористов наиболее радикальную часть рабочего электората. Коммунисты даже попытались объединиться с лейбористами, но лидеры Австралийской лейбористской партии хорошо понимали опасность подобного шага, и объединения не произошло.

В политической жизни наблюдался «перекос» в пользу радикалов, высокая активность которых создавала впечатление того, что они выражают интересы большинства, хотя на самом деле это было не так. Для выправления положения в 1924 году голосование на федеральных выборах сделали обязательным и ввели штраф за уклонение от него. Альтернативой коммунизму стала политика протекционизма, традиционно проводимая австралийским правительством. Да, разумеется, меры по защите местных производителей и местного рынка труда зачастую носили дискриминационный характер, но они помогли сохранить стабильность в обществе и не позволили стране скатиться к тем крайностям, до которых дошло дело в Российской империи. Как сказал однажды лорд-мэр Лондона Джордж Ноттедж[128], «критикуя методы, не следует упускать из виду результаты».

Однако у протекционизма была и изнанка – изоляция, которая сдерживала развитие страны и делала ее все более и более зависимой от Великобритании. Ситуация выглядела парадоксальной: в политике Австралийский Союз стремился к самостоятельности, а в экономике все сильнее привязывался к метрополии. Но Британия после Первой мировой войны была уже не та, что прежде, и ее возможности, в том числе и потребительские, тоже были уже не те. К тому же Австралия не лучшим образом распоряжалась получаемыми от Британии средствами, направляя большую их часть на развитие городов, а не на освоение новых земель.